Да ведь это остатки свечечки, которую прихватила с собой Ольгушка, идя на колокольню, а потом Ольга отдала Гантимуру, чтобы он поразил Демона!

Хунту-аси взвизгнула, тело ее стало почти прозрачным, словно вот-вот исчезло бы, а лицо исказилось, прекрасные черты изменились… и Ольга вдруг увидела на месте ее головы череп. Темно-серая кожа обтягивала его, клочья волос болтались на макушке, губы прилипли к желтым длинным зубам, а вместо прекрасных черных глаз на Ольгу смотрели зеленые глаза Демона!

Свистнула стрела, пропела угрожающую песнь смертоносного полета и вонзилась в зеленый глаз.

Видение исчезло. Только слабый дымок реял над почти погасшим костром.

Гантимур отшвырнул лук, бросился к Ольге, схватил, начал трясти:

– Очнись! Очнись! Что она говорила тебе? Что она говорила?

– Она говорила о кровавой жертве, – с трудом выговорила Ольга. – О том, как ты убил ее, когда она отказалась стать этой жертвой.

Ночь иссякала, рассвет уже завладевал небесами, и Ольга увидела, как побледнело чеканное лицо Гантимура. Впрочем, может быть, то была бледность от бессонной ночи и усталости?

Он разжал руки, и Ольга не удержалась, снова упала на травяную подстилку.

Приподнялась, пристально вглядываясь в его лицо, ловя взгляд, но Гантимур отвернулся.

Почему он не хотел встречаться с ней глазами? Не хотел, чтобы она прочла в них правду? Или просто разозлился?

Ольга стиснула руки на груди.

Гантимур наконец взглянул на нее, но невозможно было понять выражения его глаз, а голос звучал холодно, почти с ненавистью:

– Ты веришь мугды, который принял облик Хунту-аси? Я не убивал ее!

– То есть она жива? – недоверчиво пробормотала Ольга.

– Нет. Но она умерла от болезни! Я хотел спасти ее, но не смог. Ей не за что меня проклинать. Это мугды принял ее образ, чтобы ты послушалась и убежала от меня, чтобы мы не смогли уничтожить мугдыкен и спасти жертв мугды!

– А Игорь тоже будет спасен? – тихо спросила Ольга, и Гантимур вздрогнул.

– Да, – проговорил глухо. – Твой муж будет спасен.

– Это правда? Ты клянешься?

– Клянусь!

Они помолчали, дыша так тяжело, словно только что схватывались в борьбе и теперь разошлись, пытаясь набраться сил. Изредка взглядывали друг на друга и тотчас отводили глаза.

– А что будет потом? – вдруг спросил Гантимур, и Ольга уставилась на него недоумевающе – не только потому, что не поняла вопроса, но и потому, что никогда еще голос его не звучал настолько робко и нерешительно.

– С кем? – спросила она.

– С нами, – тихо сказал Гантимур. – Что будет с нами, с тобой и со мной?

Ольга растерянно смотрела в его напряженно сузившиеся глаза.

– Не знаю, – пожала плечами. – Наверное, мы будем жить каждый своей жизнью.

– Каждый своей?! – воскликнул Гантимур. – Ты вернешься к нему, а я… Наши тропы разойдутся?!

Ольга зажмурилась.

То же самое сказал ей Игорь! «У каждого будет своя жизнь, наши тропы разойдутся. Я отдаю тебя ему…»

Что ей делать? Как поступить?

Она открыла глаза.

Гантимур стоял отвернувшись, глядя на тихое зарево рассвета.

– Нам пора в путь, – проговорил он глухо. – Лодка внизу, под обрывом. Идем.

Ольга молча поднялась, подошла к нему сзади и прижалась к его спине.

Дрожь прошла по его телу, но он не повернулся к ней, не обнял. Стоял, угрюмо свесив руки, и Ольге пришлось обойти его, поднять эти напряженные руки и самой положить себе на плечи.

Губы Гантимура чуть дрогнули, но он по-прежнему стоял недвижимо.

Ольга неотрывно всматривалась в это смугло-бледное лицо, в темные глаза, словно искала в них ответ, но сама не знала, на какой вопрос.

Прижала ладонь к его высокому лбу, потом к сердцу. Лоб Гантимура под ее ладонью стал горяч, а сердце забилось часто-часто.

Она подняла его руки и соединила со своими: палец к пальцу, ладонь к ладони… вдруг показалось, это было самое волнующее прикосновение, которое она когда-либо испытала! Дрожь прошла по всему ее телу и передалась Гантимуру, потому что и он, и он тоже содрогнулся… содрогнулся – и снова замер, ни взглядом, ни словом, ни знаком не отвечал ей, пока она прижималась, целовала, ласкала его – тоже молча, по-прежнему не закрывая глаз, чтобы другое лицо не заслонило эти чеканные черты, а когда тела их наконец-то слились, она выкрикнула его имя, словно утверждая эту новую власть над собой и своим сердцем.

И своей судьбой…

* * *

…Из всего плавания по Энгдекиту Ольга запомнила только переход через порог. До этого мгновения река была неожиданно спокойна, и даже водовороты переставали закручивать свои губительные воронки, когда Гантимур, стоящий на корме, подводил к ним лодку-долбленку, умело работая длинным веслом.

Ольга сидела спиной к Гантимуру, иногда ощущая на себе его взгляд и слабо улыбаясь при этом.

Иногда от ряби самоцветных волн начинала кружиться голова, и тогда немедленно наплывала, заволакивала сознание дремота. Ночью-то поспать не удалось, да и потом – потом! – когда они провалились в сон, даже не разъединив спаянные любовным порывом тела, Ольга вскоре проснулась, оттого, что Гантимур что-то бормотал, стонал, а потом вдруг вскрикнул, и из крепко зажмуренных глаз его выкатились две слезинки.

Ольга больше так и не уснула – думала, думала, думала о прошлом и о будущем. Она переплела косу – и вдруг почудилось, будто Ольгушка встала рядом, заглянула в глаза и прошептала:

«…Упыри встают ночами из могил, обуреваемые желанием сосать кровь спящих людей. Если подозревают кого в таких злодействах, надобно труп его вырыть из земли и, увидев, что он румян и свеж, словно живой человек, следует вонзить в сердце его осиновый кол, а потом сжечь труп на осиновом костре. При этом следует остерегаться струи черной крови, которая хлынет из злобного сердца, не то, если хоть капля на кого-то попадет, останутся на теле неизлечимые язвы…»

«Что ты хочешь от меня, страж высоты? – подумала Ольга. – О чем предупреждаешь? Я и сама чувствую, что слова Хунту-аси, вернее Демона, оставили неизлечимые язвы в моей памяти! И я не знаю, кому сейчас верить и верить ли вообще!»

Однако стрела-Гантимур был по-прежнему направлен к цели, летел к ней, и Ольге оставалось только подчиниться, когда он вскочил сам и вздернул на ноги ее.

Но теперь дремота одолевала все чаще, и в конце концов она вообще села на дно лодки, словно упала в сон, не чувствуя ледяных брызг, иногда вздымавшихся вокруг лодки, однако громкий крик Гантимура: «Впереди порог! Держись крепче!» – заставил ее вскинуться и суматошно оглядеться.

Течение Энгдекиту входило словно бы в створ между двумя скалистыми берегами, и в этом месте лежал огромный камень, очевидно, обломок скалы, отполированный волнами. Вода кипела, ярилась на нем, но потом река, словно утолив мгновенный приступ злобы, тихо текла дальше.