за горло. — Он говорит, проводя большим пальцем по моей шее вверх и вниз. — Но каждый раз, когда я обхватываю рукой твою изящную шейку, из тебя уходит вся борьба. Ты превращаешься в маленькую милую покорную девочку.

Он сжимает мою шею еще раз. Таким образом он напоминает мне, кто здесь хозяин.

— Как только я прикасаюсь к тебе, твои глаза становятся широкими и невинными, рот приоткрывается, дыхание замедляется. Я мог бы сделать с тобой все, что захочу, и ты бы мне позволила.

Он не ошибается. Какая-то больная часть меня любит, когда он овладевает мной и заставляет делать то, что он хочет. Отсутствие контроля так чуждо мне, но, как ни странно, это облегчение — иметь возможность отпустить его в этой области моей жизни.

— Я хочу, чтобы ты оседлала меня. — Он шепчет, прижимаясь к моей коже, его лицо зарывается в мою шею.

Его слова заставляют меня сжимать его пальцы в предвкушении. Он резко шипит мне в горло, прежде чем вытащить их. Я слышу, как хрустит обертка, и с чем-то сродни благоговению наблюдаю, как он берет презерватив и надевает его на свой твердый член.

Взяв меня за бедра, он расположил меня над собой. Положив руку ему на плечо, я медленно опускаюсь на него, наслаждаясь тем, как растягивается мое тело, чтобы прижаться к нему. Мое тело болит от того, как грубо он брал меня прошлой ночью, но это жжение мучительно приятно.

Роуг смотрит на то место, где соединились наши тела, его глаза заворожены тем, что он видит, пока я принимаю его всего. В таком положении он так глубоко во мне, что я не знаю, как мне удастся его вытащить. Я испускаю дрожащий вздох, сидя на нем, мои стенки растягиваются по всей его длине.

Он обхватывает меня за шею, его голос становится хриплым, когда он приказывает мне.

— Можешь объездить меня.

Медленно, используя его плечи как опору, я поднимаю бедра, пока только кончик не оказывается внутри меня, а затем опускаюсь обратно в более быстром темпе. Вымученный стон срывается с губ Роуга, когда я повторяю это движение несколько раз, устанавливая устойчивый темп.

Его голова откинута на спинку дивана, горло обнажено, адамово яблоко покачивается при глотании. Его глаза закрыты, но на лице отчетливо виден восторг. Я слежу за каждым его выражением, за каждой мимикой, увеличивая темп, и теперь уже по-настоящему оседлала его.

Его глаза медленно открываются, и они с жадным вожделением смотрят на меня, прерывая мое дыхание. Я непроизвольно сжимаюсь, мои мышцы обхватывают его член.

Сквозь зубы раздается резкое шипение.

— Не делай этого, мать твою.

— Это? — спрашиваю я, снова сжимаясь вокруг него.

Не давая нам соединиться, он переворачивает нас так, что я оказываюсь на спине на диване, а он властно нависает надо мной.

— Если ты хочешь поиграть, мы можем поиграть. Только не говори, что я тебя не предупреждал. — Он мрачно угрожает.

Одной рукой он сжимает мои руки над головой за запястья, а другой расставляет мои ноги. Одна — над локтем его согнутой руки, другая — на плече. Растяжение почти болезненно, укол боли восхитителен. Он с силой вонзается в меня, снова и снова.

— Я вытрахаю из тебя непослушание.

Мы издаем непристойные звуки. Кожа шлепается о кожу, стоны эхом разносятся по комнате, а звук моей влаги, когда он вколачивается в меня, становится прямо-таки порнографическим.

— О Боже, о Боже. — Напеваю я.

— Не Бог, а я.

— Да, Роуг. — Я прерывисто стону, не в силах связно мыслить. Он входит в меня с такой бешеной скоростью, что я боюсь, как бы он не сломал меня. Я пытаюсь удержаться, но чувствую, как меня захлестывает волна оргазма. Каждый мускул в моем теле напрягается, мои стенки спазмируются вокруг Роуга, высасывая каждую каплю спермы из его члена.

Роуг кончает с грубым содроганием и падает на пол рядом с диваном, полностью обессиленный.

— Ты в порядке? — спрашиваю я, возвышаясь над ним.

Он грубо хмыкает.

— Кажется, ты сломала мой член.

— Заткнись, — говорю я со смехом.

— Клянусь тебе. — Он отвечает, его тон — смесь дразнящего и соблазнительно-гравийного, даже сейчас. Он встает, выбрасывая использованный презерватив в стоящую рядом мусорную корзину.

— Твоя киска смертельно опасна для моего члена. Иметь такую тугую киску должно быть незаконно.

Я краснею до корней волос от его слов. Он такой грубый, когда говорит обо мне.

Так почему же моя кожа нагревается от того, как он сейчас смотрит на меня, в его взгляде ясно читается заинтересованность, когда он рассматривает меня все еще обнаженной на диване?

Самосознание захлестывает меня, и я хватаю свою одежду, пытаясь надеть ее, пока я беспокойно бормочу.

— Ты должен прекратить рвать мою одежду. — Говорю я, поднимая порванные леггинсы. — Ты же знаешь, что я здесь на стипендии? У меня нет бесконечного запаса новых нарядов, как у других твоих подружек. — Я добавляю последнюю часть небрежно. Она вырывается раньше, чем я успеваю ее остановить, и я не могу взять ее обратно.

— Я куплю тебе одежду.

— Нет. — Я огрызаюсь, больше из-за того, что он не прокомментировал других девушек, чем из-за того, что он купит мне одежду. — Я не благотворительная организация.

— Я почти уверен, что именно это и означает стипендия.

Я вскидываю голову от его слов. Его лицо лишено каких-либо эмоций, и я не могу понять, о чем он думает. Однако он именно так и поступает. Каждый раз, когда у нас случается хороший момент, он должен испортить его злобным комментарием.

— Как ты тогда называешь секс со мной? — спрашиваю я, пытаясь сдержать гнев, который я испытываю.

Он безвольно поднимает одно плечо, и одно это движение почти выводит меня из себя.

— Помогать тем, кто в этом нуждается? — нагло спрашивает он.

Мне приходится физически удерживать свой рот от оскорблений, за которые, я знаю, он заставит меня заплатить. Срывая со спинки дивана футболку, я хватаю свои вещи и встаю.

— Ну и не утруждайся. —