напрягаются и поддаются его собственной кульминации.

Он падает на меня сверху, невесомый, и с хрипом выдыхает мне в горло.

— Моя.

21

Когда я встаю на следующее утро, Беллами все еще крепко спит рядом со мной. Она, должно быть, измучена.

Я дважды за ночь будил ее, чтобы взять ее грубо, безжалостно оседлать, пока она не выкрикнула мое имя.

Она совершила ошибку, позволив мне трахнуть ее. Я думал, что, как только я это сделаю, метафорический зуд будет снят, и мое странное увлечение ею закончится.

Но почему-то все получилось наоборот.

Мы трахались всего три раза, но мой неутолимый голод по ней растет с каждым разом, когда я проникаю в ее тугую теплоту. То, как она стонет и скулит, пристраиваясь ко мне, вызывает охренительное привыкание, эти звуки покидают ее сладкие губы и устремляются прямо к моему члену.

Я знаю, что сегодня ей будет больно, но я не мог остановить себя и то, как я набросился на нее. Не после того, как она скрыла доказательства моего обладания, и уж тем более не после того, как я застал ее в темном коридоре с руками Джереми на ней.

Я сжал кулаки, вспоминая тот момент и то ядовитое чувство, которое взорвалось в моей груди при виде этого зрелища.

Это было похоже на то, как кто-то жаждет и пытается украсть то, что очень сильно принадлежит мне.

При этой мысли зубы скрежетали так сильно, что я боялся сломать себе челюсть. Этому придурку повезло избежать своей участи вчера вечером.

Я натягиваю брюки, когда слышу рядом с собой тихий стон Беллами. Она лежит на животе, уткнувшись лицом в подушку, и крепко спит. Ее волосы разметались вокруг нее, губы слегка приоткрыты, и она тихо дышит.

Быстрое чувство собственничества охватывает меня, когда я прижимаю ее к себе. Она выглядит такой невинной и уязвимой во сне, словно верит, что ничто не сможет причинить ей вреда, если я буду рядом. Как будто самый опасный хищник — это не тот, кто спит, свернувшись вокруг нее.

Я хочу, чтобы ты показал мне все свои стороны.

Черт, эти слова сделали со мной что-то неописуемое. Я выплеснул себя на нее, и, как и обещала, она приняла все.

Мне чертовски нравится осознавать, что я был у нее первым. Зверь внутри меня бьется в груди в бесстыдной победе, когда я вспоминаю, как пробивал ее стены.

Мне нужно уходить, пока я не трахнул ее снова.

Я бегу на кухню без рубашки и наливаю себе стакан сока, когда в кухню врываются Нера, Сикстайн и Тайер.

— Если гора не придет к Мухаммаду, то Мухаммад придет к горе. Или как там это называется. — Объявляет Тайер, небрежно пожимая плечами, встречая меня. — Привет, без рубашки.

— Все наоборот. Почему ты здесь, врываешься, как будто хозяйка?

— Это то, что я называю привилегией лучшего друга. Если бы ты не держал Беллами здесь против ее воли, мне бы не пришлось прибегать к таким крайним мерам. — Говорит она, ткнув пальцем в мою сторону. — Но как бы то ни было, мы хотим провести с ней время, поскольку вчера вечером она ушла по-ирландски — к чему, я уверена, ты имеешь отношение — поэтому мы принесли завтрак.

— Похоже, она действительно страдает здесь. — Говорю я, глядя мимо Тайер с ухмылкой.

Все три девушки оборачиваются, чтобы увидеть Беллами, стоящую в прихожей, в одной из моих футболок и больше ни в чем. Я не могу удержаться от самодовольного выражения лица, когда вижу ее.

Она выглядит хорошо оттраханной.

Она вся в любовных укусах, губы распухли и покраснели, волосы растрепаны, словно руки часами вплетались и выплетались из ее густых прядей.

Так и есть.

Беллами сонно потирает глаза. Она выглядит такой чертовски очаровательной, такой уязвимой и незапятнанной, что я чувствую, как что-то шевелится в том месте, где должно быть сердце.

Один-единственный, сильный, выразительный удар. Всего один, но он настолько чужой для меня, что в ушах звенит, как выстрел из ружья в пустом соборе.

— Что вы здесь делаете?

— Ну, я хочу узнать все сочные подробности. Но позже, когда его здесь не будет. — Добавляет Тайер, показывая большой палец за спину. — А пока мы принесли завтрак. Мы хотели увидеть тебя.

Беллами подносит руку к груди, выражение ее лица становится восторженным. Ее улыбка настолько взволнованна, что можно подумать, будто она только что узнала, что выиграла крупную сумму денег.

Я встряхиваю головой, пытаясь очистить свои мысли, чтобы не тратить больше времени на размышления о том, как я хочу быть причиной ее такой улыбки.

— Я бы с удовольствием. — Она говорит, прежде чем бросить на меня нервный взгляд.

— Клэр выжала немного свежего апельсинового сока. Он в холодильнике, если хочешь, можешь сделать мимозу. — Говорю я ей.

— Ты не против, чтобы они остались на завтрак? — спрашивает она, ее тон на полпути между недоверием и надеждой.

— Почему бы и нет.

Крошечная улыбка зарождается в уголке ее рта и расцветает на ее лице, пока она не засияет на меня. Это ослепительно. Мое сердце снова колотится.

Я отворачиваюсь, прекращая этот момент и наш зрительный контакт.

Не успеваю я оглянуться, как «завтрак» превращается в целый спектакль.

Яйца взбиваются в яичницу.

Тосты намазаны маслом.

Мимозы налиты.

А я остаюсь стоять и смотреть, удивляясь, как я позволил этой девушке устроить целый поздний завтрак с друзьями на моей кухне, даже глазом не моргнув.

А я наблюдаю за ними из другого конца комнаты, как сталкер, потому что мне нравится звук ее смеха.

Я не могу держать себя в руках, когда дело касается ее. Сначала я хотел заставить ее уйти, потом хотел уничтожить ее, а теперь