Но его не вырвало, каким-то чудом он сумел удержаться. А в следующий момент все принялись палить в потолок. Волна дикого первобытного чувства захлестнула Бенджамиля. Кажется, он орал вместе со всеми. Шокирующий, бьющий со всех сторон животный восторг стремился увлечь, утянуть его, Бенджамиля Френсиса Мэя в черную, жуткую, притягательную бездну. Бессознательно пытаясь вынырнуть, пробраться к выходу, он видел, как скатывают со стола мертвое тело Ху-Ху, как, оставляя на паркете широкий и темный след, волочат за ноги его телохранителя. И он, будто в мучительном сне, продирался сквозь водовороты исходящих агрессией существ до тех пор, пока перед ним не возник Максуд, единственный человек в этом зверинце, Максуд, который схватил его за плечи, встряхнул и прокричал в самое ухо:

– Пошли отсюда! Яфат будет с тобой говорить!

Когда они вошли в небольшой кабинет с очень высоким потолком, яфат стоял возле окна, задумчиво глядя в темноту парка, слабо расцвеченную огоньками в железных бочках. В руке его дымилась наполовину выкуренная сигарета. По комнате плыл запах табачного дыма, к которому примешивался слабый аромат незнакомых специй. Яфат оглянулся.

– А! – сказал он. – Максуд! Па́чи уже вымелись из зала?

– Не знаю, – ответил Максуд. – Ханни передал, что ты хочешь поговорить, и мы сразу пришли.

– Хотите покурить кухима или, может быть, выпить?

Яфат наконец повернулся к своим гостям, и Бенджамиль понял, что ломаные цветные полосы на его лице – это татуировка.

– Кухим везде одинаковый, а выпивка у тебя всегда лучшая в Сити, – улыбаясь, сказал Максуд. – Так что я лучше выпью.

Яфат вопросительно взглянул на Бенджамиля.

– Я тоже, – сказал Бен (пока они шли до кабинета, расположенного в конце левого крыла, он успел немного прийти в себя).

Яфат кивнул.

В парке закричали. Сначала один или два человека, потом крик подхватило с полсотни глоток, потом заорала, засвистела, заулюлюкала вся поляна перед центральной частью дворца. Раздались приглушенные расстоянием хлопки выстрелов. Собравшаяся у входа толпа в неизъяснимом восторге расстреливала звездное небо. И Бенджамиль вдруг подумал, что у тех, которые смотрят сквозь дырочки в небесной чаше, не такая уж безопасная работа.

– А вот и па́чи, – сказал яфат, довольно усмехаясь. – Хорошее было нынче представление.

Яфат бросил окурок в раскрытую форточку.

– Звезды сегодня… – сказал он задумчиво и добавил, похлопав по подоконнику: – Идите ближе, парни, тут воздух свежее.

Бенджамиль и Максуд подошли к окну. Яфат извлек из-за пазухи плоскую фляжку, отвернул колпачок и протянул Максу. Тот почтительно, словно совершая важный ритуал, принял блестящую посудину, поднес к лицу, понюхал и хлебнул прямо из горлышка. Глаза его увлажнились.

– Райское пойло! – Он протер горлышко ладонью и передал фляжку Бену. – Пробуй, фатар, таким угощают только у яфата во дворце и у Яха на небе.

Бенджамиль сделал изрядный глоток и подтвердил, что выпивка классная, хотя, сказать по правде, в классах выпивки он разбирался слабо. Напиток был совершенно того же вкуса и крепости, что и в бутылке, которую Максуд отдал преподобному. Но, наверное, это действительно была хорошая выпивка.

– Прозит, Бенджамиль, – сказал яфат, разглядывая Бена сощуренными внимательными глазами.

– Что? – спросил Бен.

– Я говорю: будь здоров, Бенджамиль, – пояснил яфат, забирая фляжку.

Он тоже хлебнул, сморщился и стал заворачивать колпачок.

– Ведь тебя зовут Бенджамиль? Я правильно запомнил?

Бен кивнул:

– Бенджамиль из семьи Бентли.

Крики и шум на площадке перед дворцом постепенно перемещались из центра в левую сторону парка. Стрельба почти утихла, лишь время от времени раздавались редкие хлопки.

– Бенджамиль – бен, забавно… – Яфат усмехнулся. – Ну что ж, Бенджамиль, сегодня Господь был на твоей стороне. Направляя руку Максуда, Всевышний изъявил свою волю, на то Он и Всевышний, а я потому и яфат, что умею менять свои планы именно тогда, когда это угодно небу и полезно для семьи Чероки. Прозит, Бен?

Бенджамиль старательно кивнул и покосился на Максуда. Максуд, покусывая губы, смотрел на главу семьи.

– Конечно, мне досадно, что толстяка пришлось убить, – продолжал яфат, оглядываясь на окно. – Но он всего лишь корпи. А убить корпи – не грех. Убивая корпи, мы совершаем богоугодное дело. – Яфат пристально поглядел на Бена. – Как ты считаешь, Бен из Бентли?

– Наверное, так, – кашлянув, ответил Бен.

Яфат улыбнулся и похлопал его по плечу.

Внизу притихшие было ситтеры заорали с новой силой. Что-то громко заурчало, перекрывая визг и улюлюканье, потом протяжно завизжало, яркая белая вспышка на миг выхватила из темноты силуэты людей и деревьев, и нечто темное метнулось в небо, с истошным ревом вспарывая черный воздух.

Бенджамиль и Максуд одновременно шагнули к окну. Яфат, обернувшись, глядел сквозь оконный переплет туда, где среди ярких булавочных проколов обрисовывался слабый и белесоватый след от стартовавшего прыгуна.

– Что там за херня? – встревоженно спросил Максуд.

– Все нормально, – отозвался яфат. – Сегодня ночью Кабуки получат маленький подарок по случаю открытия военных действий. Я приказал ребятам засунуть обоих жмуриков в их прыгун и задать нужную дугу. Кабуки будут приятно удивлены, когда перед домом их яфата расплющится в хлам прыгун мастера Ху.

За окном опять начали стрелять.

– Ханни! – крикнул яфат. – Ханни, старый глухарь!

Дверь приоткрылась, и в кабинет заглянул старый морщинистый ситтер с коричневыми пятнами на лысом черепе.

– Ханни, будь другом, скажи этим пьяницам во дворе, чтобы убирались ко всем чертям! Уже голова болит.

Старик укоризненно покачал головой и закрыл дверь.

– Я не знаю, в какую игру вы играете, ребята, – задумчиво сказал яфат. – Но я шесть раз бросил монету, и все шесть раз она упала орлом кверху. Наверное, это что-нибудь да значит… Кстати, – он повернулся к Бенджамилю, – как там дела у Большого Отто? Сто лет толстяка не видел.

Бенджамиль на секунду задумался, вызывая в памяти имена, слышанные им от Максуда, потом покачал головой:

– Я не знаю никого с таким именем, яфат.

Чувствуя, что идет по тонкому льду, он покосился на Максуда. Тот едва заметно кивнул.

– Конечно, не знаешь. – Яфат закрыл форточку. – Отто уже пятнадцать лет как на небесах, но человеком он был хорошим. Ладно, будем считать эту кружку выпитой. На что я хотел посмотреть, я посмотрел. Можете идти, джентльмены (слово «джентльмены» он произнес на цивильном).

– А как насчет аутсайда? – спросил Максуд. – Мы говорили сегодня.