любить и лелеять. Думают, что воспитатели в детских домах преувеличивают диагнозы и запугивают будущих мам и пап. А потом в какой-то момент эти заботливые опекуны сами не выдерживают и срываются на неразумное чадо, не оправдавшее их ожиданий. Должна вам сказать, так бывает в большинстве случаев. Но вы, как я вижу, человек подготовленный: вы заранее знаете, что будет нелегко. Потому что у вас у самого было тяжёлое детство. Вам это поможет. Один раз Ренату Фатхелисламову уже возвращали к нам после восьми месяцев в семье, и второй подобный опыт может стать для неё переломным моментом. На прошлой неделе заявила нам, что больше не хочет идти в семью. Но взгляните на неё, она прямо у вас на руках заснула. Это чудо, Артемий Викторович.

— Прекратите, я никого не собираюсь удочерять. Не надо мне рекламировать товар. И бесплатный психиатр мне не нужен. Честно говоря, я в последний раз приезжаю в детский дом. Сегодняшний визит планировался как прощание с идеей усыновления. Я не готов. Извините, что отнял ваше время.

Директор развела руками и откинулась на спинку кресла. Кравченко потёр спину Ренате, та проснулась и заулыбалась: «Чёма, пивет», — спрыгнула с его колен и принялась кружиться по кабинету: «Раж, два, тви, раж, два, тви!» Тёма не знал, как объяснить, что за ней не вернутся. Он встал, кивнул директору и распахнул дверь кабинета.

— Чёма? — девочка остановилась и сложила ручки на выпуклом животе. В ту же секунду дверь захлопнулась.

***

Всю ночь Артемий не спал. Думал о Ренате.

— Я даже не могу пока представить, что такое приёмный ребёнок, — сокрушался он, раскачиваясь на кровати. — Если б родился собственный, Рита бы точно знала, что с ним делать: когда кормить, во что одевать, как мыть, как его терпеть. Но что делать с усыновлённым? Риты больше рядом нет. Вот приведу я Ренату в дом, усажу на диван, и что дальше? Нет. Глупости. Не говори ерунды. Я два месяца не пью, но знаю, что скоро сорвусь. Посмотри, как у меня пальцы дрожат. Да, да, я и сам понимаю. Она моё имя запомнила. Я почувствовал себя частью её истории. Я теперь знаю эту девочку, если я её оставлю, это будет предательство.

Дверь открылась, и на пороге появилась Джоанна. Она оглядела пустую тёмную комнату, вскинула брови: «С кем болтаешь?» Тёма повернулся к ней и продолжил с того места, где приостановил речь:

— Как тогда быть? Может, кто-то другой её заберёт? Точно, Джо, я придумал! Я гений! — он набросился на невестку, готов был обнять и расцеловать её, но женщина с перепуга дала ему кулаком по скуле. — А-ай, дура!

— Sorry, didn’t mean it, — Джо разжала ладонь и потрясла её, сбросив с руки необоснованный гнев. — Больно ударила?

— Вот и доверяй после этого родне, — стал канючить потерпевший, потирая щёку.

— Ты про гения начал что-то говорить.

— Да. Я гений. У меня есть план, как усыновить ребёнка. Это сделает Ян.

Джоанне начало категорически не понравилось, и в качестве возражения она скрестила руки на груди. Тёма пустился грезить наяву: «Я обещал Рите взять кого-нибудь на воспитание, а не усыновлять. Усыновить мне никто не даст: взгляни на мою пропитую рожу. А воспитать воспитаю как-нибудь. Завтра вы с Яном поедете в интернат и возьмёте опеку над Ренатой. Вы родители куда лучшие, чем я. Вы и органам опеки понравитесь. Я снова смогу пить и курить. Я вижу, ты недовольна, почему?»

— Идиот. — Клеменс закатила глаза. Мысль развивать она не стала, и Тёма поинтересовался:

— И всё?

— Да.

— Настолько уж я хреновый отец?

— Ага. Либо ты берёшь на себя ответственность, либо нет. Яна не трогай. Решай сам.

Тёма угрюмо кивнул.

— Ладно. А если бы у тебя был выбор: после смерти Дивановского отправиться в детдом или остаться с Ирой, — ты бы что выбрала?

Пока Джоанна не подумала дважды, она хотела выбрать вариант с детским домом и даже открыла рот, чтобы с наслаждением это озвучить. Но что-то её остановило. Впервые она почувствовала зачатки тёплой благодарности, когда подумала о сводной сестре. Тёма уловил замешательство в её задумчивой паузе и хмыкнул: «Так я и думал. Да, я буду чудовищным отцом. Но я хотя бы им буду, верно? Если я могу спасти хоть одного, я должен спасти. С нами всяко лучше, чем одному в интернате. Решено. Завтра я поеду за Ренатой».

***

Тёма вернулся в детдом на следующее утро.

— Чёма! — донёсся из песочницы радостный возглас Ренаты. — Чёма пишёл!!

Он подбежал к девочке, взял её на руки и закружил в воздухе. Через несколько минут мужчину обступила толпа любопытных воспитанников. Играть с детьми оказалось весело. Рената показала ему, как умеет кружиться по часовой стрелке, против часовой, с закрытыми глазами и с открытыми. День прошёл крайне продуктивно.

В четверг она научила Тёму кружиться и показала ему два рисунка — фиолетовую кляксу и чёрную кляксу. Настоящая художница.

В пятницу она пообещала весь день не драться и подралась только четыре раза. Умница.

По правилам интерната забирать ребёнка домой было ещё рано, но Надежда Петровна разрешила мужчине сводить Ренату в парк аттракционов в субботу, а в воскресенье — в зоопарк. В клетках девочка увидела много больших кошек и сорвала голос от восторженных визгов и мяуканья.

Всю следующую неделю Тёма привозил ей гостинцы, играл в снежки со всей группой, лепил снеговика, наряжал актовый зал на Масленицу и дал каждому ребёнку по леденцу-петушку.

Вскоре Ренате было разрешено провести сутки в семье Кравченко. Алиса, с трёх лет мечтавшая о сестрёнке, полюбила девочку, как родную. Джо с Яном построили для Ренаты шалаш из стульев и покрывал, где она резвилась весь вечер. Когда девочка заснула у Тёмы на руках, он отнёс её к себе в спальню; она пока боялась засыпать одна.

Наконец было дано добро на удочерение. Артемий примчался в интернат в последний раз, чтобы подписать документы. Готово.

— Ура! Пойдём домой, котёнок, — бодро сказал новоиспечённый отец. Он присел на корточки и с широкой доброй улыбкой протянул руки к Ренате. Глаза девочки, полные надежды, распахнулись. Она с диким воплем, обозначающим бескрайнюю радость, подбежала к своему новому родителю, размахивая руками, и бросилась к ему на шею.

Вместе поехали домой и начали новую жизнь. Тёма с облегчением выдохнул, когда обнаружил, что все прихоти дочери были выполнимы. Рената любила три вещи: кружиться, играть в кошку и фиолетовый цвет. Теперь её одевали только в фиолетовую одежду, и девочка перестала рвать шапки и