старой люстре, украшенной лентами, узнала спальню сестры. Приглушенные всхлипы выдали присутствие самой Офелии. Она сидела на кровати, привязанная к металлическим прутьям: заплаканная, растрепанная и с кляпом во рту. Рядом, сложив мясистые руки на груди, стоял громила, который грозно рыкнул:

– Будешь орать – засуну тебе в глотку свои носки. Ясно?

Флори слабо кивнула, не рискуя спросить, кто он и как тут оказался. Одна из досок под ней приподнялась, больно впившись в лопатку, словно дом пригрозил по-своему.

– Хорошая девочка, – склонившись, громила похлопал ее по бедру, словно лошадь, и Флори лягнула бы его, если бы не путы на щиколотках.

Заметив на ее лице смесь ужаса и отвращения, он громко заржал, будто происходящее виделось ему забавным. Вторя ему, пол и стены задрожали, с потолка пыльной крошкой посыпалась побелка, а следом раздался внезапный треск. Громила коротко гикнул, словно подавившись смехом, и рухнул набок, придавив лохматой башкой ноги Флори. Она вскрикнула от боли, позабыв, что ей грозили кляпом, хотя тот, кто стращал ее минуту назад, теперь неподвижной тушей валялся рядом со сломанным от удара стулом.

Все произошло так быстро, что Флори потребовалось некоторое время, чтобы осознать это. Увидев перед собой Дарта, ловко расправляющегося с путами на ее руках и ногах, она приняла его за наваждение, но прикосновение холодных пальцев было настоящим. Освободив ее, он переметнулся к Офелии и сказал:

– Нужно связать его, пока не очнулся.

Флори схватила с пола веревки, подползла к громиле и тут же резко отпрянула, когда увидела, что кожа его приобрела зеленоватый оттенок и пошла мелкими трещинами. Прямо на глазах косматая голова стала уменьшаться и размякать, будто проколотый мяч. Дарт бросился на помощь, но опоздал: грузная туша усохла и пропала в складках одежды. Он сгреб вещи, и те, полые внутри, просто смялись под его пальцами. Ошеломленная и напуганная, Флори не могла вымолвить ни слова и только ахнула, увидев, как из скомканной ткани упало что-то зеленое и живое. Дарт заметил это мгновением позже, попытался пришлепнуть ногой, но под ботинок попал только хвост, да так и остался там, а ящерица юркнула в щель между досками. Увиденное казалось невозможным, а искать объяснения было некогда. Дом зашатался и заскрипел, с потолка откололся кусок побелки и, разбившись о плечо Дарта, рассыпался в пыль. Закашлявшись, он приказал уходить и для ясности всплеснул руками, указывая на дверь.

Сестры поспешили прочь, едва держась, чтобы не упасть. Пол словно превратился в веревочный мост, пляшущий и извивающийся под их ногами, а лестница зияла сплошными провалами вместо ступеней, так что приходилось прыгать, держась за шаткие перила. Однако безлюдь не собирался отпускать их так просто. Оба выхода были заперты на замки, стены угрожающе трещали, а серая известковая пыль, похожая на дым, клубилась вокруг, забиваясь в нос и глаза. Дышать и видеть становилось все труднее. В тумане Флори заметила, как Дарт опустился на пол и рванул люк на себя.

Она полезла первой, чтобы придержать лестницу для Офелии, за ними последовал Дарт, прихвативший с собой фонарь. Когда люк захлопнулся, тусклый свет позволил видеть лишь очертания предметов, но и этого хватило, чтобы различить открытую дверь, ведущую в тоннель, и цепь в руках Дарта.

– Зачем тебе… – ахнула Флори и отшатнулась, будто решила, что оковы предназначены для нее.

– С ума сошла, что ли? – обидчиво отозвался Дарт и полез наверх. Один конец цепи зацепил за ручку-скобу на люке, другой закинул на торчащий из стены крюк для подвеса, и украсил все это амбарным замком. Убедившись в прочности созданной им конструкции, он спрыгнул с лестницы, после чего опрокинул ее. Оглушительный грохот сотряс подвал и эхом отозвался в тоннелях.

Флори не стала спрашивать, зачем ему понадобилось крушить и разбирать лестницу на перекладины. Она перестала понимать происходящее еще в момент, когда громила превратился в мелкую рептилию. Офелия, держащая фонарь, дрожала, от чего пятно света рябило в глазах. Отломав деревяшку побольше, Дарт нарушил напряженное молчание и пояснил, что всего лишь пытается заблокировать вход.

Втроем они шагнули в сырой мрак тоннеля и сгрудились у двери, пока перекладина не заняла свое место, превратившись в засов – не слишком крепкий, но способный создать проблем тому, кто попытается попасть сюда тем же путем.

Любуясь проделанной работой, Дарт отряхнул руки и торжественно изрек:

– Что ж, дамы, теперь вы знаете, что будет, если обидеть лютена в его безлюде.

После тоннелей мягкий свет библиотеки показался ослепляющим. Флори усадила сестру в кресло и устроилась рядом, пытаясь унять нервную дрожь в теле. Пока они приходили в себя, Дарт сбегал за микстурой. На круглом столике его дожидались чайник и две чашки, явно предназначенные для кого-то другого. Судя по безукоризненной чистоте посуды, гость так и не пришел на чаепитие. Дарт налил остывшую заварку, добавил несколько капель из аптекарского пузырька и протянул чашку Офелии:

– Держи, это успокаивающая микстура. Я пью ее… иногда.

Залпом опустошив чашку, Офелия показательно скривилась; а раз у нее нашлись силы, чтобы строить гримасы, значит, она в порядке.

Дарт расположился в кресле напротив, закинув ноги на подлокотник. Он ничего не говорил и даже не двигался. Серая пыль, покрывавшая его волосы, лицо и плечи, придавала ему еще больше сходства с изваянием. Узнать сегодняшнюю личность было легко по дурацким побрякушкам на шее. Дарт носил их, наивно полагая, что выглядит по-щегольски.

– А теперь, милые дамы, расскажите, что вы там устроили, – сказал он чуть погодя.

Офелия первой поведала свою версию случившегося: как увидела Сильвера Голдена и решила проследить за ним. Потом попыталась пересказать обрывок подслушанного разговора, но мало что вспомнила. Ужас от последующих событий практически стер из памяти подробности, за исключением того, что Сильвер Голден упоминал ее саму и Дарта, чье освобождение стало проблемой, а предполагаемое убийство – объектом споров. Новость о том, что подстреленный помышлял прикончить его, вызвала у Дарта нервный смешок.

– Вот вам и подтверждение, кто виноват! – воскликнула Офелия, светясь от гордости.

– Да неужели? – Дарт изогнул бровь, всем своим видом показывая несогласие. – Что ему предъявить? Да на меня улик и то больше! После суда следящие не станут слушать нас, и без железных аргументов мы, скорее, сами попадем за решетку. Ваш дом был хорошей зацепкой, а теперь туда не сунется ни Голден, ни местный лютен, отрасти ему Хранитель потерянный хвост. – На последних словах Дарт воздел глаза к потолку.

Офелия зарделась от смущения и поникла, не получив ожидаемого одобрения, – и это после того, что ей пришлось