Жил да был Джон Элмер Петтибоун Ки.

(Вот так имечко – еле хватило строки!)

Бог свидетель: такие мерзавцы редки.

И всякий в городе был убежден,

Что не видывал свет с начала времен

Человека хуже, чем этот Джон.

Он всем надоел, он всем досадил,

И весь городок в один голос твердил,

Что Джон всю округу собой засмердил.

К таким вот людишкам порою ночной

Соседи обычно приходят толпой,

Неся факела и веревку с собой.

Потом, наплевав на дознанье и суд,

Мерзавца к ближайшему древу ведут

И вволю в петле наплясаться дают.

А если найдется мужик с юморком

И быстренько сбегает за сушняком,

То гад подрумянится над костерком.

Пожалуй, с законом не все тут в порядке,

Но надо ж когда-то пропалывать грядки,

А это не делают в белых перчатках.

«Конечно, соседушка наш – не конфета,

Но в суд-то его не потащишь за это, —

Сказали соседи. – Статьи такой нету.

А как-то бы надо анарха ущучить».

(Словцо «анархист» применить было б лучше,

Но его в тех местах почитали «вонючим».)

«Не станем мараться об этого Джона.

Вон Джексон тот год побывал в Вашингтоне,

Так там не линчуют, там все по закону.

Так пусть его гнусность имеет резон, —

Решили они. – Воплощает пусть Джон

Не Божий, так хоть человечий закон».

И тут же, в ближайшие десять минут,

Был избран шерифом паскудник и плут.

Вот так очень многим должность дают.

Дж. Милтон Слолак

Шик сущ. – Нечто такое, чего нет в домах дюжины простых американцев. Так же называется и неотчуждаемое свойство любого парада.

Рыцари Доминиона были столь великолепны в бархате и золоте, что хозяева едва их узнали. – «Дворянские хроники»

Шимитар сущ. – Изогнутый меч исключительной остроты, в обращении с которым некоторые обитатели Востока достигали удивительного искусства, как в случае, который мы приводим здесь для иллюстрации. Это перевод с японского рассказа Шуси Итамы, знаменитого писателя тринадцатого века.

Микадо Гичи-Киктай однажды повелел обезглавить Джиджиджи Ри, одного из своих придворных. И каково же было удивление Его Величества, когда вскоре после часа, назначенного для казни, он увидел, что осужденный, который должен быть мертв уже десять минут назад, как ни в чем не бывало приближается к его трону!

«Семнадцать сотен мохнатых драконов! – вскричал разгневанный монарх. – Разве я не велел тебе в три часа явиться на базар, чтобы палач на глазах у всех снес тебе голову? И разве теперь не десять минут четвертого?»

«Сын тысячи сияющих богов, – ответил ему осужденный царедворец, – все, что вы изволили сказать столь истинно, что сама истина по сравнению с этим кажется ложью. Но солнечные и животворящие повеления Вашего Небесного Величества были грубо нарушены. Я с радостью доставил на базар свое недостойное тело к назначенному часу. Палач подошел со своим шимитаром наголо, для вида покрутил им в воздухе, а потом, едва коснувшись клинком моей шеи, пошел прочь, а чернь кидала в него всякой дрянью, и поделом. И теперь я умоляю, чтобы правосудие Вашего Величества обрушилось на недостойную голову этого изменника».

«В каком полку палачей состоит этот недопотрошеный мерзавец?» – спросил Микадо.

«В доблестном Девять тысяч восемьсот тридцать седьмом. Я знаю этого человека. Его зовут Сакко-Самши».

«Подать его сюда!» – велел Микадо гвардейцу, и уже через полчаса провинившийся стоял перед владыкой.

«Ты беспалый сын трехногого горбатого ублюдка! – взревел Император. – Почему ты лишь пощекотал шею, которую должен был перерубить?!»

«О бог Летящих Журавлей и Цветущих Вишен, – ответил палач, застывший в почтительной позе, – вели ему высморкаться».

По знаку Микадо Джиджиджи Ри взялся за нос и затрубил не хуже слона. Все ожидали увидеть, как голова отделится от тела и покатится по полу, но ничего такого не случилось: Джиджиджи Ри высморкался вполне благополучно.

Все взгляды теперь устремились на палача, который сделался таким же белым, как снежный покров на самой вершине Фудзиямы. Его коленки дрожали, он едва дышал от ужаса.

«Полдюжины бронзовых львов с раздвоенными хвостами! – вскричал он. – Я сокрушен и навеки опозорен! Я недостаточно сильно ударил этого злодея, потому что, вздымая шимитар, по неосторожности перерубил свою собственную шею! Позволь мне, о Отец Полной Луны, оставить службу».

Сказав это, он схватился за узел, в который были связаны его волосы, поднял свою голову и, подойдя к трону, с великим почтением положил ее к стопам Микадо.

Шрифт сущ. – Вредоносные кусочки металла, подозреваемые в подрыве цивилизации и просвещения, несмотря на их явную полезность для этого несравненного словаря.

Шум сущ. – Слышимое зловоние. Неприрученная музыка. Основной продукт и несомненный признак цивилизации.

Шут сущ. – Служащий, в давние времена приписываемый к дворцовой челяди короля, чьим занятием было развлекать двор смехотворными действиями и высказываниями, нелепость которых подчеркивалась его пестрым нарядом. Король же одевался в соответствии со своим положением, и потому людям требовалось несколько столетий, чтобы обнаружить, что его поведение, да и декреты тоже, были достаточно забавны, чтобы рассмешить не только собственных придворных, но и все человечество. Шутов все называли дураками, но поэты и романисты восхищались ими и представляли их людьми исключительно мудрыми и остроумными. В современном цирке меланхолический призрак придворного дурака приводит в уныние более скромных зрителей с теми же самыми шутками, при помощи которых тот при жизни вызывал уныние в мраморных залах, истязал аристократическое чувство юмора и заставлял королей выплакивать глаза.

У вдовой королевы Португалии

Был шут, хитрец изрядный и каналья.

Узнав, что королева собралась

На исповедь, он вслед за нею – шасть!

Сутаной он монашеской покрылся

Потом в исповедальне затаился,

А королева села на скамью

И начала так исповедь свою:

«Вина моя, отче, изрядно тяжка:

Ведь я влюблена в своего дурачка.

Гореть мне на адских жаровнях —

Ведь шут королеве не ровня».

Ответил ей тогда монах подложный:

«Предмет любви твоей и впрямь ничтожен.

Негоже низкой страсти уступать,