5. Эффективность. Поворот от шпиономании и борьбы с инакомыслием к реальным потребностям общества в условиях кардинально изменившейся политической окружающей среды – к безопасности на основе сотрудничества и доверия. Главное внимание – внешнему криминальному влиянию на наши внутренние дела, борьба с организованной преступностью, представляющей угрозу безопасности страны.

6. Открытость, насколько это возможно в деятельности спецслужб. Действия спецслужб должны быть понятны обществу, поддерживаться обществом, а для этого – служить обществу.

7. Ненанесение своими действиями ущерба безопасности страны.

После формулирования принципов дело оставалось за «малым» – реализовать их на практике.

Прежде всего, КГБ лишился нескольких десятков тысяч войск специального назначения. Это были дивизии, которые В.А. Крючков взял под командование в марте 1991 года, вероятно надеясь опереться на них в период введения чрезвычайного положения.

Довольно быстро решили со службой охраны. Безусловно, было совершенно ненормально, когда организация, которая охраняет президента, ему напрямую не подчиняется и может его изолировать по приказу председателя КГБ, как это произошло в августе. «Девятка» была передана в непосредственное подчинение президенту СССР и должна была также выполнять функции охраны президента Российской Федерации.

Управление охраны пополнилось за счет дислоцированных в Москве подразделений группы «А» Седьмого управления («Альфа»), командиром которой стал М. Головатов. К сожалению, из-за затянувшейся неразберихи по отлаживанию механизма использования суперпрофессионалов по их прямому назначению возникла реальная угроза развала самой «Альфы». Ведь готовилась она не для охраны, а прежде всего для решения антитеррористических задач. У ее офицеров – своя профессиональная гордость. И главное, психология не охранников. Если они будут только и делать, что сопровождать черные лимузины, то либо потеряют профессионализм, либо просто разбегутся…

После первых, сравнительно небольших по масштабам структурных изменений подошла очередь самых крупных подразделений комитета – разведки, военной контрразведки, пограничных войск.

Вряд ли наше поколение доживет до тех времен, когда разведки всех государств прекратят свое существование. Некоторые утверждают, что разведки вообще никогда не прекратят свою деятельность, доказывая, что они – определенный элемент доверия. Одно дело, что говорят политики, дипломаты, другое дело, когда слова подтверждаются данными разведки, – возрастает доверие к информации.

Не берусь судить, насколько такое мнение оправдано. Но, скорее всего, это так. Уже сейчас реализация международных соглашений об инспекциях на местах для контроля над вооружениями позволяет получить столько ранее секретных данных, сколько не снилось всем разведкам мира, вместе взятым. Но это вовсе не значит, что секретов, задевающих национальную безопасность той или иной стороны, которые можно добыть только разведывательными путями, больше не существует.

В новых условиях необходима была коренная реформа самой концепции разведывательной работы. Прежде всего я считал нужным избавиться от всеохватности, от стремления иметь «своих» людей повсюду, даже там, где им делать явно нечего. Познакомившись с работой ПГУ, я пришел к выводу, что сокращение его штатов не нанесло бы ущерба нашим разведывательным возможностям, а сужение целей и повышение внимания «нелегалам» эти возможности повысило бы.

В сентябре 1991 года в КГБ прошла паника, связанная с сообщениями ряда центральных газет о якобы достигнутой договоренности между руководством союзного Министерства иностранных дел и КГБ отозвать всех сотрудников комитета из МИДа СССР. Конечно, никакой такой договоренности с Б. Панкиным у меня не было и быть не могло. Такое решение означало бы фактическую ликвидацию зарубежной разведки, основу которой традиционно составляли резидентуры в посольствах. Именно так, с опорой на посольские резидентуры, работают разведки практически всех крупных западных стран. В чем министр иностранных дел был, безусловно, прав, так это в целесообразности сокращения численности представителей ПГУ в наших посольствах за рубежом.

В деятельности разведки, на мой взгляд, на первый план должны были выходить проблемы, представляющие угрозу для всего человечества: контроль над нераспространением ядерного оружия и критическими технологиями, на основе которых возможно создание оружия массового уничтожения; борьба с международным терроризмом, наркобизнесом. Нельзя было оставлять без внимания вопросы внешнеэкономической безопасности, понимаемые, конечно, не как кража передовых технологий, а предвидение мировых технологических прорывов, отслеживание случаев незаконных экономических акций, посягающих на интересы нашего государства. Никуда не деться от разведки военной, поскольку вооружения, нацеленные на нас, продолжают производиться и размещаться. В условиях нового политического мышления, перехода от двухполюсного к многополюсному миру не только не падает, но, наоборот, возрастает значение разведки политической. Безусловно, речь уже идет не об отслеживании «реакции на официальное заявление» и сборе сплетен из официальных кругов, а о таком анализе развития политической, межнациональной, религиозной, социальной ситуации в отдельных странах и регионах, который позволял бы с большей долей достоверности прогнозировать эту ситуацию, соотнося ее с интересами безопасности нашей страны и ее граждан.

Но главное, что требовалось изменить в концепции работы разведки, – это отказаться от образа врага, от взгляда на «империализм», на Запад только как на источник возможных бед и напряжений. Знаменитая формула Уильяма Гладстона об отсутствии у его страны постоянных врагов и наличии только постоянных интересов была созвучна и моим мыслям.

Таких общих принципов в организации разведывательной деятельности придерживался я в тот период, когда ПГУ находилось в составе КГБ. Однако это дело политиков и президентов – ставить цели перед разведкой. Дело профессионалов – определять, в какой пропорции для их достижения наиболее эффективно использовать агентуру и электронику.

Первоочередным шагом – и прежде всего для спасения разведки – я считал необходимость скорейшего выделения ее из КГБ в независимую службу. У этой идеи было много сторонников, как и немало противников.

Противники полагали губительным разделять разведку и контрразведку, которые всегда работали в тесном контакте, часто решая общие задачи. Доказывали, что с уходом элитного Первого главка с институтами снизится общий интеллектуальный потенциал комитета. Говорили о невозможности разорвать единую инфраструктуру хозяйственных служб и обслуживающих подразделений. Все эти аргументы не имели под собой серьезных оснований. Разделение не исключает, а, наоборот, побуждает к действительно независимому полноправному сотрудничеству профессионалов. В одной же организации всегда превалирует не сотрудничество, а команда вышестоящего начальника.

Более убедительными были доводы сторонников «развода» КГБ и разведки, главным из которых выступал сам начальник ПГУ Л.В. Шебаршин. По его словам, это требование уже давно вызревало в коллективе разведчиков, и ему в прежней ситуации приходилось сдерживать своих коллег, как бы ни был он с ними согласен. Шебаршин полагал, что только создание самостоятельной службы центральной разведки позволит ей избавиться от неприятного кагэбэшного «хвоста», который за ней тянулся, и ограничить ее выполнением только тех функций, которые действительно нужны государству.