– Я испекла для вас особый яблочный пирог, мисс Бри.

– Вы очень милая, Куки. Знаете, как я его люблю.

После ужина Брайони заперлась в своем кабинете, примыкавшем к спальне, и скопировала на запасную кассету то, что записала в «Девяти вязах». И, слушая, как Саша своим детским голосом описывает ужасные извращения, рассердилась еще сильнее.

Она поймала себя на том, что думает о дробовике двенадцатого калибра, который отец держал в кабинете. Генри учил ее стрелять по глиняным голубям, и она стала хорошим стрелком. Но тут она поняла, что может утратить здравый смысл и рассудок. И заставила себя вернуться к исходному плану.

Переписав воспоминания Саши, она заперла кассету в ящик тумбочки и вернулась к письменному столу, сделать уроки на завтра. Около десяти она выключила свет, но не могла уснуть до полуночи. Проснулась она от рева «мустанга» Карла на длинной подъездной дороге. Выпив, он всегда гнал машину очень быстро. Она посмотрела на часы – десять минут четвертого.

Утром она позавтракала с Куки на кухне, и Бронзо отвез ее в школу раньше, чем Карл вышел из своей спальни.

На первой перемене она для сохранности отдала копию записи своей лучшей подруге Элисон Демпер. Она знала, что, если оставит запись в доме «Форест-Хилл», Карл ее отыщет.

– Поклянись страшной клятвой никому не рассказывать, что я дала тебе, – сказала она заинтригованной Элисон. Та послушно плюнула на палец, перекрестила сердце и поклялась жизнью.

После уроков Брайони пожаловалась на головную боль, и ее освободили от урока рисования. Она сразу пошла домой и стала ждать возвращения брата из «Бэннокс ойл». Он обычно заглядывал в гостиницу «Трубадур», выпить с приятелями пива, но в этот день его «мустанг» показался на подъездной дороге чуть раньше семи.

Брайони сидела в спальне у окна. Высунувшись, она окликнула Карла, когда он выбрался из машины, хлопнув дверцей.

– Привет, Карл! Если есть несколько минут, я бы хотела с тобой поговорить. Не зайдешь ко мне в спальню?

– Сейчас, сестренка.

Она слышала, как он поднимается по лестнице. Потом он постучал в дверь ее спальни.

– Открыто, – сказала она. Карл вошел и остановился на пороге.

– В чем дело, сестренка?

Она сидела на кровати, но выдвинула для него кресло на середину комнаты.

– Заходи, Карл. Садись. Хочу поговорить с тобой о Саше.

Он закрыл дверь и прошел к креслу. Сел, закинув ногу на подлокотник.

– Так что с Сашей? Она видит маленьких зеленых человечков с Марса или думает, что наконец превратилась в розового полярного медведя?

И рассмеялся собственной шутке.

– Пожалуйста, послушай.

Она показала на диктофон.

– Наверное, это твой любимый рэп?

От ненависти Брайони не сумела ответить.

Наступила тишина – пленка перематывалась, – потом послышался голос Саши. Карл сразу узнал его. Он выпрямился в кресле, снял ногу с подлокотника и сел ровно.

– Мне не нравилось, когда он всовывал мне в рот свою штуку. Было очень невкусно, – сказала Саша, и Брайони увидела, как брат вздрогнул и посмотрел на окно, словно искал пути к бегству. Но потом снова посмотрел на диктофон, а Саша тем временем продолжала:

– Я старалась вспомнить его имя. Он сказал, что он мой брат, но у меня нет братьев. Он показал мне, как держать его штуку и водить по ней вверх и вниз, пока из нее не брызнет. Мне нравилось, когда он говорил, какая я умная и как он меня любит.

Брайони взяла магнитофон и включила быструю перемотку. Через несколько секунд она нажала кнопку воспроизведения и поставила диктофон на столик у кровати. Когда Саша снова заговорила, голос ее звучал громче и казался более взрослым:

– …мой брат Карл пришел ночью в мою спальню и лег ко мне в кровать. Карл развел мне ноги и глубоко всунул в меня свою большую жесткую штуку, из которой полилось. Я кричала, но никто не услышал. У меня шла кровь, было больно, но я никому не сказала, потому что Карл не велел. Как ты думаешь, я сейчас правильно поступила, Брайони?

– Конечно, правильно, милая моя сестричка. Ты умница, молодец и всегда говоришь правду.

Брайони выключила запись и в наступившей тишине спокойно спросила:

– И ты думаешь, что поступил правильно, Карл?

У него дергались губы, но он не произнес ни слова. Рукавом пиджака вытер лицо и посмотрел на пятна пота, оставшиеся на ткани.

Внезапно он вскочил, схватил со столика диктофон и одним движением швырнул его о дверь спальни Брайони. Диктофон разлетелся на куски. Карл быстрыми решительными шагами пересек спальню и растоптал обломки.

Когда он повернулся к Брайони, руки его дрожали и все тело тряслось.

– Сука! Грязная маленькая шлюха! Ты и твоя проститутка-сестра все это выдумали. Признайся: ты ревнуешь, как она. Вы обе ко мне ревнуете. Пытаетесь опорочить меня в глазах отца. Но отец меня любит.

– Твой отец был нацистским преступником, – спокойно ответила Брайони. – Твоего отца звали Куртмайер, он убивал людей в газовых камерах, а потом управлял борделями. Ты подлинное ядовитое семя своего отца, Карл Куртмайер.

– Ложь! – закричал он. – Ты все это придумала. Лживая сучонка! – заорал он.

– Я ничего не придумала, – ответила Брайони, не повышая голоса. – Однажды мама напилась и рассказала мне про твоего папашу.

– Ложь! Мой отец Генри Бэннок. Я его единственный сын. Он любит меня, и я его наследник. Ты и твоя грязная шлюха-сестра завидуете. Хотите настроить его против меня. Поэтому ты поливаешь меня грязью.

– Мы ничего тебе не сделали. Это ты жестоко обращался с моей сестрой и унизил ее. Ты заставлял ее делать ужасные гадости, а потом изнасиловал и свел с ума.

– Ложь! – закричал он. – Отец никогда не поверит тебе.

– Поверит, когда услышит запись.

Брайони встала с кровати и спокойно остановилась перед ним. Он подбежал туда, где лежали обломки диктофона, опустился на колени, собрал куски и сунул в карман.

– Нет никакой записи, – сказал он. – Исчезла. Ее никогда не было. Только безумные фантазии девчонки.

– Я сделала копию, – сказала Брайони.

Он встал и угрожающе направился к ней.

– Где она?

– Там, где ты никогда не найдешь.

– Отдай ее мне.

– Никогда! – яростно крикнула она, и Карл ударил ее. Хлестнул по лицу открытой ладонью. Удар отбросил Брайони назад, на кровать. Она приподнялась на локтях, изо рта ее текла на подбородок кровь. Окровавленными губами она яростно, как раненая львица, снова крикнула: – Никогда!

Вид ее крови распалил Карла. Кровь всегда так на него действовала, лишала рассудка. Он бросился на сестру и прижал плечами к кровати. Он был вдвое старше и в два с лишним раза тяжелее. И очень силен. Он срывал с нее одежду, приговаривая: