– Потому что мне нравится слышать твой голос, и без разницы, что ты при этом читаешь.

Ощущение движения в груди начало пропадать. Эйва поняла, что легкие останавливаются.

– Просто поговори со мной, Уош, – попросила она. – Или лучше спой. Мне хочется еще немного послушать твой голос.

– Во всех моих песнях кто-нибудь умирает, – возразил он.

Эйва разговаривала медленно, будто каждое слово камнем давило на ее сердце. Уош откашлялся и запел песню, которую она никогда прежде не слышала. Трогательную и печальную балладу о мужчине и женщине, любви и потерях, о кратком миге между любовью и утратой, о звездах, освещающих ее тело, лежащее на берегу медленной реки, и о том, как он обнимал ее, умоляя судьбу, чтобы все закончилось иначе.

Уош пел прекрасно, его голос был чист и глубок. Не дрожал и не срывался, как обычно. Эйва услышала всю историю, описанную в песне, та сама собой разворачивалась в темноте под ее закрытыми веками. Слова сияли, будто море светлячков.

Песня прервалась на половине, и Эйва услышала, что Уош плачет.

– Не реви, Уош, – попросила она.

– Я и не реву, – ответил он, шмыгая носом. – Не беспокойся, с тобой все будет в порядке.

– И с тобой тоже, – тихо произнесла Эйва.

Уош замолчал. Сложил воедино все обрывки той ночи, и грозная правда окатила его, словно ведро ледяной воды.

– Это там на горе, да? Ты это сделала, пока меня целовала. – Его голос зазвенел. – А потом тебе стало плохо. Ты меня исцелила во время поцелуя? Поэтому снова заболела, да? – Он сдавленно сглотнул. – Ты не должна была этого делать, – тускло закончил Уош.

– А чем заканчивается песня? – спросила Эйва.

– Что?

– Эта твоя песня. Чем она заканчивается?

– Тем же, чем и все подобные песни, – помедлив, ответил Уош.

Его голос сделался совсем стариковским, словно все непрожитые годы навалились на него. Словно его детство внезапно и навсегда закончилось.

– Но у этой песни будет иной конец, – добавил вдруг он, усилием воли прогоняя тоску из голоса.

И без промедления запел. Горе и смерть никуда не делись, однако история на них не закончилась. Она оказалась балладой о любви и возрождении. Когда уже казалось, что влюбленные разлучены навеки, эти двое смогли разыскать друг друга и прожили долгую и счастливую жизнь.

Вдвоем.

Онемение в ногах и руках Эйвы исчезло. Слепая темнота стала только глубже, Эйва чувствовала, что с невообразимой скоростью летит сквозь нее, свободная, как птица. В этом полете не было страха, потому что она летела на призывный голос Уоша. Этот голос стал всем: ее звуком и ритмом, той частицей души мальчика, которую Эйва никогда бы никому не отдала, даже если бы пришлось оспаривать ее у самой смерти. Его голос притягивал Эйву к себе, сделался маяком, светом в конце темного туннеля. И она устремилась на этот свет, на голос мальчика, которого любила.

Был ноябрь, месяц осенней ярмарки. Стоун-Темпл веселился в последний раз перед тем, как долгая зима с ее морозными вьюжными ночами должна была погрузить город и его обитателей в летаргию. Каждый год горожане собирались на широком поле в горной котловине и сооружали трибуны вокруг заброшенной силосной башни. Потом приезжали торговцы, жарили поп-корн и «хворост», пахло сахарной ватой, пирогами, развешивались чудесные гирлянды, которые детям из маленьких городков нечасто доводится увидать в своих медвежьих углах.

В ярмарке принимал участие весь город. Когда Эйве исполнилось шесть, родители решили, что она уже достаточно выросла, чтобы все хорошенько запомнить. Они укутали ее как следует, чтобы не продуло на холодном северном ветру после заката, когда загорятся праздничные огни, и повезли на ярмарку.

Большую часть праздника Эйва пребывала в полнейшем изумлении. Ей открылись опьяняющие картины, звуки, запахи сладостей и засахаренных фруктов, которые так редко ей позволялись. Впервые в жизни Эйва прокатилась на чертовом колесе. Запрокинув голову, она старалась разглядеть самолетик, выписывавший замысловатые кренделя в закатном небе. Он то взмывал в небесную синеву, то падал вниз в золото и пурпур заката, пока не исчез в черноте ночи. Комментатор, сидевший на силосной башне, сообщил, что уже слишком темно. Пилот лихо посадил свой самолетик на дальнем краю поля, толпа восторженно завопила. Эйва спросила у отца, как может летать самолет, а он загадочно улыбнулся и ответил:

– Чего только не бывает на свете.

Уже после колеса обозрения, когда ночь накрыла землю своим покрывалом, Эйва увидела мальчика. Она стояла с родителями в очереди за сахарной ватой и вдруг обнаружила его прямо перед собой. Мальчик смотрел на нее с любопытством. Он был маловат для своего возраста и очень бледен, волосы темные, нос острый, и ко всему прочему – сосал большой палец.

Вокруг стоял нескончаемый гомон: болтали люди, кричали зазывалы, приглашая всех желающих испытать свою удачу или купить билеты в дом с привидениями, и так далее, и так далее. Целое море звуков, временами таких громких, что у Эйвы закладывало уши. Несмотря на это, она услышала голос мальчика совершенно отчетливо, тот вытащил палец изо рта, приветливо помахал ей рукой и произнес:

– Привет. Меня зовут Уош.

– А меня – Эйва, – ответила она.

Уош шагнул к Эйве, осторожно взял ее за руку, как делают все маленькие дети, и спросил:

– Придешь ко мне в гости поиграть?

Эйва радостно закивала.

Их родители посмотрели на своих отпрысков и расхохотались легко и беспечно.

– Друзья навек, – пошутил отец Уоша, и взрослые снова засмеялись.

Дети, не отрывая друг от друга глаз, тоже заулыбались, увлеченные восторгом родителей. Они разделили поровну порцию сахарной ваты и с тех пор уже не расставались. Так и ходили, взявшись за руки, среди блеска и огней. Разговаривали, строя будущее, которое их ждало впереди.

Эйва очень старалась как можно дольше не выпускать ладошку Уоша. Тем вечером она дала себе клятву, что никогда-никогда его не покинет.

ВЫРАЖАЮ ГЛУБОЧАЙШУЮ ПРИЗНАТЕЛЬНОСТЬ Мишель Брауэр и Эрике Имраньи, моим агенту и издателю, лучше которых автору и пожелать нельзя. Позвольте также виртуально обнять Эрику за ее редакторскую работу. Добрых дел, которые она для меня сделала, – неисчислимое множество, но я помню и ценю их все.

Посылаю также привет шайке, именующей себя моими друзьями и родственниками, за их любовь, поддержку и терпение. Ребята, вас слишком много, чтобы перечислить всех поименно, но я надеюсь, вы и сами знаете, как я вас люблю и как благодарен за то, что вы есть.