Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Папа говорил кому-то, что «Скрипка», — так звали ее в школе, — вышла за хозяина.
Лу притихла совсем. Она боялась пошевельнуться и даже старалась медленнее и как можно реже дышать. Он развернул ее лицо к себе, посмотрел ей в глаза и нежно поцеловал в губы.
— Это почему так? — прошептала она.
В деревне не принято было целовать в губы.
— У нас там, где я был раньше, так делают, когда любят, — ответил он.
— Я любить тебя, — сказала она.
— У нас говорят: «люблю» — это когда сейчас. «Любила» — это когда быть раньше. И «буду любить» — это когда быть потом, — он удивился этой своей странной фразе, но исправлять ничего не стал.
Ночью ему приснился странный сон:
Лу принесла ему знакомую монету с надписью: «Честь и достоинство» на каком-то неизвестном ему языке. И почему-то Лу он называл не Лу, а Веня, обнимал и целовал ее. Они долго были вместе и были счастливы друг от друга.
Утром Лу проснулась раньше него и сказала:
— Ты любила меня ночью. Я знать у нас быть, когда потом, дети.
С утра выпал первый снег. Река еще не встала, и темная вода на фоне белых берегов выглядела странно и неуместно. К полудню снег растаял, но ребятня успела в него поиграть и несколько часов лепила из него разные фигуры. Потом ломала их и восстанавливала снова.
Но был отправлен на несколько дней на дальний участок реки с молодым напарником для разведки новых рыбных мест. Вся деревня уже знала о вчерашнем происшествии. Кто-то видел их потасовку на краю деревни и, по-видимому, старик уже с утра принял меры для разрешения конфликта.
Он сидел напротив старика, и языки пламени костра играли на их лицах. Старик долго, очень долго смотрел ему в глаза, ни о чём не спрашивая. Скорей всего, он пытался без какой-либо помощи понять, что он за человек? Откуда пришел и что от него можно ожидать? Его странности старику уже давно были известны, с того самого момента, когда двое молодых принесли его весной в деревню. Все обсуждали этого нового, чужого человека. Обсуждали и решения старика — оставить его в деревне, отдать ему Лу и учить местным законам. Не все этим были довольны, но все подчинялись, потому что он, старик, главный и мудрый. Все знали — старик может предвидеть и влиять на людей, и если кто-то, может быть, не очень его уважал, то уж побаивались его все.
— Кто ты? — спросил старик, глядя ему в глаза.
— Чу, — ответил он не раздумывая.
— Чу это сейчас. А раньше? Кто ты быть раньше? — снова спросил старик.
— Раньше я помнить нет, — ответил он с некоторой неуверенностью.
— Ты знать новые слова, — продолжил старик, то ли размышляя, то ли спрашивая. — Что такое «профессор»? Ты это говорить, когда умирать молодой.
— Профессор, — повторил он, пытаясь вспомнить, откуда это слово появилось у него в голове.
Старик пристально смотрел на него и терпеливо ждал ответа. А он неожиданно вспомнил, вспомнил эти две буквы, вырезанные на дереве, «ВВ».
— Профессор это умный, — ответил он, не зная, что прибавить к этому определению.
— Тогда все старые — профессор, — заключил старик. — Они все умные.
— Да, все умные, — согласился он.
Память просыпалась понемногу. Он вспомнил и Ботю, и избушку, в которой они с ним зимовали. Вспомнил и прозвище свое школьное «Кузнечик».
— Я кузнечик. Я до Чу был кузнечик.
Старик повторил это прозвище, пытаясь понять, что это значит.
— Я энтомолог, — он вспомнил свою профессию, и от волнения голос его осип: — Это наука о насекомых, я их изучал.
Старик жестом остановил его воспоминания.
— Для чего энтомолог? — старик медленно повторил несколько раз это незнакомое слово. — Зачем это? Зачем ты жить?
— Чтобы жить сейчас, — ответил он и добавил: — чтобы жить потом.
— Чтобы жить потом, — повторил старик и после некоторого раздумья произнес:
— Ты теперь быть быстро вспоминать. Ходить вспоминать, — он жестом показал, что беседа их закончена.
Через несколько дней мороз укрепился — река застыла. Снег припорошил сухую осеннюю траву. В лесу ярко проявились следы разного зверья. Деревенские дела перешли к заготовке дров, зимней охоте и сохранению тепла в домах. Дальние рыбаки еще не возвратились. Река у деревни закрылась плотным льдом, и ближняя рыбалка сошла на нет.
Он с каждым днем припоминал все больше и больше эпизодов из своей бывшей жизни. Эти кусочки складывались в длинные истории, от которых он становился задумчивее и угрюмее. События в деревне его занимали все меньше и меньше. Лу первая заметила эти перемены и настороженно, подолгу ожидала от него ответы на свои вопросы. А он отмалчивался и вспоминал:
«Свою бабку он хоронил летом, когда уже учился на старшем курсе института. Она умерла у него на руках, когда он на недельку в каникулы приехал погостить в свой родной город. Она последние дни уже плохо ходила, жаловалась на сердце, на одышку, и как-то утром он нашел ее почти без сознания в своей постели. Приехавший доктор констатировал острую сердечную недостаточность и даже не смог сделать инъекцию в вену. Хоронили ее на третий день. Собрались старые друзья бабки, вспоминали ее и свою молодость. Говорили речи и рассказывали интересные истории из ее героической жизни, которые он никогда не знал. Бабка почти ничего об этом ему не рассказывала. Ее было очень жалко. А еще ему было очень жаль, что всего этого интересного о бабке при ее жизни он не знал и теперь она ему уже ничего не расскажет».
Дни становились все короче и короче. Снег и ветер образовали сугробы и торосы на реке. Дальние рыбаки возвратились в деревню. Но обморозил ступни и сильно болел, почти не выходил из дома. Старик дал ему в жены бывшую жену молодого рыбака, погибшего летом. Деревня не очень хорошо приняла это решение. Но до появления чужого хотел себе в жены Лу, но слова старика воспринимались как закон.
Лу теперь не боялась выходить из дома одна, она перестала бояться Но, тем более, что он болел и его жена лечила его всеми средствами, которые имелись в деревне. За снежную ночь дома заносило иногда под самую макушку. Деревенские выбирались из них по норам, прорытым в снегу. Постороннему человеку со стороны деревенская местность представлялась ровными остроконечными холмиками, торчащими из белых снегов, и глубокими тропками, соединявшими эти холмики между собой. Жизнь в
