мне о том, что я должна была быть достаточно трезва, чтобы вспомнить все самостоятельно.

– Я услышал тебя после того, как постучал, – говорит он. – Ты бормотала и казалась ошеломленной. Я думал, ты ранена, а не…

Бун замолкает, как будто слово «пьяный» непристойно и произносить вслух его нельзя.

– Ты зашел внутрь, чтобы найти меня, – говорю я, вспоминая его силуэт, нависший надо мной и окутанный тенью.

– Да.

– Как?

– Через подвал.

Бун имеет в виду дверь в подвале. Та, что с выцветшей синей краской и скрипучая, которая ведет прямо на задний двор под крыльцо. Я не знала, что она не заперта, потому что не была там с самого утра, когда проснулась и увидела, что Лена нет.

– Кстати, я нашел твой телефон там, – говорит он, указывая на обеденный стол, где сейчас лежал телефон.

– А что было потом?

– Я взял тебя на руки и отнес в постель.

– И?

– Я заставил тебя выпить немного воды, поставила мусорное ведро у кровати на случай, если тебя вырвет, и оставил тебя одну, чтобы отоспаться.

– Где ты спал?

– В спальне дальше по коридору, – говорит Бун. – Та, что с двумя односпальными кроватями и наклонным потолком.

Спальня моего детства, которую я делила с Марни. Ее бы, я думаю, одновременно позабавила бы и огорчила бы моя совершенно неромантичная ночь с горячим бывшим копом по соседству.

– Спасибо, – говорю я. – Тебе не нужно было лезть во все эти хлопоты.

– Учитывая то состояние, в котором ты была, я думаю, что нужно было.

Я ничего не говорю, понимая, что бессмысленно оправдываться. Я сосредотачиваюсь на том, чтобы закончить завтрак, и удивляюсь, когда тарелка оказывается пустой. Когда кружка кофе тоже опустошена, я встаю и наливаю себе еще.

– Может быть, нам стоит позвонить Вилме и сообщить ей, что случилось, – говорит Бун.

– Ничего не случилось, – говорю я. – Кроме того, это потребует слишком много объяснений.

Если мы скажем Вилме Энсон, что Том пришел ко мне домой, нам также придется объяснить почему. И мне не очень хочется признаваться сотруднику полиции штата, что я незаконно проникла в чей-то дом. Я хочу увидеть в тюрьме Тома, а не себя.

– Хорошо, – говорит Бун. – Но ни на секунду не думай, что я оставлю тебя здесь одну, пока он еще здесь.

– Он все еще здесь?

– Его машина на месте, – говорит Бун, кивая на стеклянные двери и вид на противоположный берег. – Что, как я понимаю, означает, что он тоже все еще там.

Я выглядываю за дверь и смотрю на озеро, любопытствуя, почему Том до сих пор не сбежал. Когда я говорю об этом Буну, он говорит:

– Потому что это заставит его выглядеть виноватым. И прямо сейчас он делает ставку на то, что копы ничего на него не повесят.

– Но он не может вечно поддерживать этот фарс, – говорю я. – Кто-то еще заметит, что Кэтрин пропала.

Я иду в столовую и хватаю телефон, на котором видны повреждения от падения с крыльца. Нижний правый угол прогнулся, и от одной стороны к другой проходит неровная, как молния, трещина. Но все равно работает, а это главное.

Я захожу прямо в «Инстаграм» Кэтрин, который не изменился с утра, когда она исчезла. Я не могу быть единственной, кто понял, что фотография этой кухни была опубликована не Кэтрин. Наверняка другие, особенно те, кто знает ее лучше, чем я, заметят неправильный месяц на календаре и отражение Тома на чайнике.

Возможно даже, один такой человек уже есть.

Я закрываю Instagram и перехожу к фотографиям, хранящимся на моем телефоне. Бун наблюдает за мной из-за кухонного стола, пьет кофе и вдруг спрашивает меня:

– Что ты делаешь?

– Когда я обыскивала дом Тома и Кэтрин, я нашла ее телефон.

– Я знаю, – говорит Бун. – Это было бы хорошим доказательством, если бы не твое незаконное проникновение в дом.

Я замечаю его сарказм, но я слишком занята просмотром фотографий, чтобы обращать на это внимание. Я передаю фотографию статьи о Харви Брюэре, которая выглядит зернистой на экране ноутбука, и фотографии финансовых отчетов Кэтрин и квартальных данных «Миксера».

– Пока я была там, кто-то звонил Кэтрин, – говорю я, когда достаю фотографии, сделанные в главной спальне. – Я сфотографировала номер, который появился на экране.

– И что это даст?

– Если мы позвоним по этому номеру, то выясним, кто еще беспокоится о Кэтрин. Возможно даже это ее родственник. Тогда Вилме и полиции штата будет достаточно объявить ее пропавшей и официально допросить Тома.

Листаю фото на телефоне.

Кольца Кэтрин.

Одежда Кэтрин.

И, наконец, телефон Кэтрин, выключенный и включенный при входящем звонке.

Я смотрю на отображение экрана сфотографированного телефона. Странное чувство. Как смотреть на фотографию внутри фотографии.

Там нет имени. Просто число, наводящее меня на мысль, что это, вероятно, кто-то, кого Кэтрин плохо знала. Если она вообще знала этого абонента. Вполне возможность, что это была какая-нибудь реклама, или какой-нибудь знакомый, или просто ошиблись номером. Я помню, как мой собственный номер появился на экране, когда я позвонила, чтобы подтвердить, что телефон принадлежит Кэтрин. Хотя эти десять цифр дали понять, что Кэтрин не добавляла меня в свои контакты, это не сделало меня менее обеспокоенной тем, где она могла быть или что могло с ней случиться. Вполне возможно, что звонивший после меня обеспокоен исчезновением Кэтрин так же, как и я.

Я набираю номер без задней мысли, переключаясь между фотографией и клавиатурой моего телефона, пока номер не был введен полностью.

Я задерживаю дыхание.

Я нажимаю кнопку вызова.

У кухонного стола начинает звонить телефон Буна.

СЕЙЧАС

– Что ты сделал с девочками после того, как убил их? – говорю я. – Они здесь, в озере?

Он склоняет голову набок и смотрит на стену. Сначала я думаю, что он снова решил поиграть со мной в молчанку.