…Работа началась ровно в десять утра. Брэдли заехал за нами в восемь, мы с Димой стояли у подъезда, я курила, а Димка нервничал. Я порывалась купить ему памперсы, но он сердито бурчал, что со своим желудком справится. Нет, он не отравился, просто боится.

Поесть мы не успели. Я хотела выглядеть хорошо (помню, как Брэдли смотрел на меня, совершенно другими глазами), а Дима хотел спать. Поэтому до самого часа «Х» мы занимались кто чем – я красила глаза, а Дима полоскался в ванной.

Когда мы приехали в студию звукозаписи (небольшое и неприметное здание со входом со двора через теплотрассу по железным ступеням вверх-вниз, и вот она – дверь), Брэдли тут же развел бурную деятельность: администраторы еле успевали подносить кофе в высоких картонных стаканах, куски пиццы, и мы наконец позавтракали.

Студия звукозаписи в моем представлении всегда была небольшим заплесневелым, захламленным полутемным помещением с микрофоном за стеклом, возле которого становился артист, надевал наушники и начинал петь. А по «эту» сторону стояли люди и тупо смотрели, как человек рвет связки. Но в этой студии все было иначе.

Она была просторной, в ней были окна, выходящие на побережье, в ней было много света и пахло свежестью и кофе. Аквариум был довольно просторный и на вид комфортный. Микрофон тоже был, а артиста еще не было, он как раз стоял у меня за спиной, и я отчетливо слышала, как у него бурчит в желудке. Комната разделена на две части, одну из которых занимал аквариум, а вторую – огромный стол, в который мы практически все и уперлись, войдя. На столе (во всю длину комнаты!) стоял огромный пульт, усыпанный разнообразными лампочками, кнопками и вертящимися головками, а к нему стекались компьютерные экраны. За пультом сидели двое юрких парнишек, которые с улыбками встретили нас, и тут же завалили Диму вопросами:

– Как будешь петь? Отрываясь от структуры или целиком?

– Что пишем сначала?

– Кто бэки запишет?

– После аранжировки забежишь перепеть?

– Куда выстраивать хор?

– Минусовку сразу делать?

Мы с непониманием уставились на них.

– Так, парни, остыньте, – сказал Брэдли, выставив ладони вперед. – Мы только зашли. Как скажете, так и будет. Позвольте представиться: я – Брэдли, продюсер; это Дима – артист, и Ника – наш директор.

– Боб и Том, – ответил один из парней. Судя по тому, что при произношении «Том», он указал на себя, он был Томом. Второй, получается, Боб. Жаль, не Джерри.

У Тома была серьга в ухе, а Боб был рыжим. В целом они неплохо смотрелись вместе, работали слаженно и болтали без умолку, одновременно. Брэдли показал парням тексты, и они практически в один голос сказали:

– Так мы слышали эти песни.

– Отлично, – подытожил Брэдли. – Мы думаем, что в песне должно быть много живых инструментов. Поэтому, когда будете делать аранжировку и сведение, некоторые сэмплы нужно поменять на запись живых инструментов.

– Без проблем организуем, – сказал Том.

Боб и Том, как два брата-акробата, склонились над распечатками текстов. Я заметила на экране одного ноутбука замершего Диму во время исполнения «Roberto», а на другом – скользящую кривую красную линию на черном фоне. Что-то мне подсказывало, что это электронная диаграмма песни.

Парни все смотрели в тексты.

– Так чего мы ждем? Начинаем? – спросил Брэдли.

Услышав вопрос Брэдли, они на секунду замерли и хором прокричали:

– ПОЕХАЛИ!!!

Началась месиловка. В колонках загрохотали какие-то сэмплы, в которых я с удивлением уловила мелодию «Roberto». Боб и Том показали класс – их быстрые руки залетали над пультом в чарующих и замысловатых движениях.

Я засунула в рот кусок пиццы и уселась на диван.

– Начнем с куплетов, они в целом хороши, – сказал Том. Боб кивнул, соскочил со своего кресла и пригласил Диму в аквариум. Мне стало страшно. Я, как зачарованная, с куском пиццы во рту смотрела, как Дима натянул наушники, поставил перед собой распечатку текста и сказал в микрофон:

– Я готов…

Эта вакханалия длилась несколько часов, под конец я угадайте, что сделала? Верно. Уснула. Разбудил меня громкий возглас одного из ребят, я распахнула глаза, сделала вид, что так все и должно быть: кусок пиццы во рту, холодный кофе, я немного помятая. Ох, как я была на себя зла: ну нельзя же так! И для чего я тогда выряжалась все утро? Пиджак измят, кофточку сжевала подмышка, а про юбку я вообще думать даже боюсь. Нет, это просто издевательство какое-то. Чего я отрубилась-то, как маленькая? И Брэдли, молодец, конечно, хоть бы разбудил. Засранец. Видел же, что женщина храпит, значит, заснула в такой момент ответственный! Позор-то какой, господи!

– Врубай, Том, – услышала я.

Мы что, сейчас песню услышим?! Я была не готова. Совершенно не готова! Но Том включил запись. Музыка. Электронный синтезатор. Димин сэмпл. Все осталось прежним, но вот голос… Я не узнавала его. Судя по лицу Димы – он тоже не узнал себя.

Тот магический посыл, который я слышала каждый раз, когда прослушивала «Roberto» – я додумывала сама, потому что в треке его не было. А теперь это звучало. В тончайших, ненавязчивых гитарных сэмплах, изящно встроенных Томом в основу песни. Эти сэмплы своим волшебным звуком пронизывали всю песню, заставляли звучать ее так, что щемило сердце. Когда я услышала Димин голос, уверенный, великолепно сведенный с музыкой, я опять не смогла сдержать слез. Та обреченность, которую так хотел услышать Вася, остро зазвучала в конце куплета, а потом обреченность оборвалась гитарной вставкой, и громыхнул припев. Боб усилил мощь голоса, раздвоив его и сделав эхо в конце строчек. Вся мощь чувств, вложенных Димой в запись песни, была в сто раз увеличена с помощью эффектов, и вот – я уже рыдаю в голос, спрятав лицо в ладонях, а «Roberto» звучит из студийных колонок, а Брэдли хлопает в ладоши, обнимаются со счастливым Димой, кто-то победно вскидывает кулак.

Куда подевалось то видео с жалобным стоном над синтезатором?

Теперь «Roberto» – это мощный трек, произведение искусства, восхитительная запись!

* * *

Удивительно, но после записи Дима чувствовал себя на подъеме. Едва мы приехали домой, как он засел за синтезатор, сообщив, что я могу забыть о его присутствии. Забыть пришлось надолго, так как он работал над мелодиями для разных песен: Васька ночью скинул тексты и теперь работа за Димой.

Я же наконец-то добралась до электронной почты и разобрала все письма, которыми меня засыпали ребята из центра. Это действительно были разные планы, сценарии, концепты. Я с удовольствием рассматривала зарисовки, картинки и документы, но не понимала, какое отношение имею ко всему этому. Что это за план-макеты? Что за бесконечные файлы с одинаковым названием «Бриф» и цифрой рядом? Что все это означает? Графические картинки, прикрепленные к письмам, мне нравились абсолютно все, но это не были Димины снимки, это были какие-то люди с разными выражениями лица, в разных одеждах и позах. Никаких пояснений не прилагалось. Наверное, это стандартные документы, и я обязана в них разбираться, но, позвольте… я не понимаю.