Жизнь — последовательность прерванных социальных связей, подумала Эмилия. Сослуживцы приходят и уходят, в семьях случаются разводы, а друзья переезжают. Меняется среда обитания. Смерть — самое радикальное из таких прерываний. Эмилия старалась не вдаваться в пустые размышления о биографии покойных.

Хотя иногда не могла удержаться. Дочь этого умершего мужчины еще не знает, что он умер. В мире шестнадцатилетней Мерси отец еще есть, и socio interruptus еще не произошел.

Эмилия вспомнила свою первую экспертизу — она тогда еще не научилась не думать о мертвых.

Один мужчина толкнул свою жену, и она так сильно ударилась, что умерла. Они были женаты шестьдесят лет и, по словам мужчины, прежде никогда не ссорились. Но именно там и тогда он, по какой-то банальнейшей причине, взорвался. Когда Эмилия и ее коллеги приехали к старикам, муж ждал их в прихожей. Сидел на стуле и причесывал погибшую жену. Мы так хорошо жили, сказал он.

Муж скончался через несколько дней. С формальной точки зрения — не самоубийство, просто сердце не выдержало.

Эмилия вышла из морга, открыла дверцу машины и села за руль.

Следующая остановка — Крунуберг, техническое исследование компьютера, который Кевин Юнсон оставил там с неделю назад. Компьютер содержал в себе socio interruptus более тяжелого свойства, и Эмилия надеялась, что молодой коллега это переживет. Как несправедливо, подумала она. Жизнь должна быть книгой, которую не хочется заканчивать, а не книгой, которая обрывается на полуслове.

Еще Эмилия получила ответ из лаборатории в Линчёпинге. Ответ следовало передать бригаде полицейских, которые расследовали дела о проституции.

Когда она отъезжала от патологоанатомического института, в Сольне пошел первый снег.

С самого детства кошмары Новы питала одна сказка. Речь в ней шла о великанше по имени Грила. Великанша жила в пещере, была злая, уродливая с крючковатым носом, усеянным волосатыми бородавками. Из пещеры она вылезала, чтобы поискать непослушных детей себе на ужин. Поблизости всегда оказывались какие-нибудь сорванцы, которые прямо-таки ждали, чтобы их съели.

Кошмары всегда были одинаковы, и Нова просыпалась с отвратительным привкусом страха во рту.

Сейчас она чувствовала тот же привкус.

Проведя восемь дней в Вестберге, отрезанными от мира, они, чтобы убить время, стали давать друг другу маленькие задания.

Непослушные сорванцы.

Нова стащила в каком-то магазине дорогие спреи для волос, кремы и косметическое масло и теперь расставляла флаконы и баллончики рядком на столе.

Выбираться в город само по себе было рискованным предприятием. Они уже два дня как объявлены в розыск, их фотографии и имена напечатаны в газетах. Нова коротко постриглась и выкрасила волосы в черный цвет, но ее все равно можно узнать.

Несколько дней назад Мерси подцепила клиента и обработала его на автозаправке в Книвсте. Того самого мужика, который играл в видеоролике отца Новы. Мерси удалось угнать его машину, серебристо-серую BMW. За машину они получат от Цветочка тридцать тысяч, хотя он и вздрючил их за неосторожность.

Кроме как добывать деньги, заняться было особенно нечем, и они на стенку лезли от скуки. Нова рассматривала украденное. Некрасивая старинная ваза; русские шахматы, в которые они не играли. Под диваном помещались три коробочки с бокалами для шампанского из “ИКЕА”, ценой в сто семнадцать крон. Поездка на такси до Кунгенс-Курва, где Мерси их стащила, и обратно обошлась Мерси гораздо дороже.

Еще у них имелось изрядное количество сигарет и конфет, и, хотя девочки заплатили только за половину этого добра, они все равно экономили деньги.

Транжирить не стоит.

Они собираются в США.

Мерси курила, сидя в кресле. Дым утягивало в плохо заклеенное окно. Нова замоталась в одеяло.

— Тебя моя добыча не впечатлила, да?

Мерси рассмеялась и сжала ее руку.

— Ну… Тебе как будто скучно играть в кражи. Тебе и со мной скучно?

Нова подумала, а потом сказала:

— Скучно с тобой? Ты же идеальная.

И это сущая правда. Они могли говорить обо всем, могли открыться друг другу, нечего больше было стыдиться.

— Ты лучше всех. Но что ты во мне нашла? — спросила Нова.

— Ты единственный человек в мире, которого мне не хочется убить.

Пару секунд они смотрели друг на друга, потом захохотали.

Как просто стереть все серое, прогнать скуку и печаль, если ты не одна!

Чтобы скоротать время, девочки затеяли писать Луве. В конце концов, тот факт, что Нова и Мерси столько говорят друг с другом — его заслуга.

У Мерси появилась потребность выговориться.

Как будто от этого зависело все.

Она потушила сигарету и тут же закурила новую.

— Помнишь, как мы познакомились?

Нова помнила. Они познакомились в “Ведьмином котле”, утром, после завтрака.

— Твой первый день в Скутшере. Мы вышли на парковку, курили, болтали.

— Да, и ты отдала мне свою последнюю сигарету.

Нова посмотрела на пустую пачку.

— Девушка, которая отдает последнюю сигарету, — продолжила Мерси, — наверняка хорошая девушка.

Мерси задумчиво выдула несколько колечек, и они медленно поплыли к окну, в которое тянуло сквозняком. Сколько Нова ни пыталась, она так и не научилась выдувать дым колечками.

— Помнишь ту девчонку, из какой-то дыры возле Евле? Она еще думала, что в Стокгольме так же круто, как в Нью-Йорке?

— Ага. Она столько таблеток жрала, что у нее внутри прямо бренчало.

— А говорок у нее был! Нукагдила?

Нова тогда не сразу поняла, что нукагдила означало “ну, как дела?”. Просто так говорили в деревушке под Евле.

— Окнорм, — усмехнулась Мерси, и Нова поняла, что это значит “нормально”.

Нова разорвала пакет и высыпала чипсы на бумажную тарелку.

— А старая заведующая, которая была до Луве… Она всерьез думала, что я не люблю кровяную колбасу потому, что она для меня связана с каким-то ужасным переживанием. Но кровяная колбаса же просто ужасная гадость. Она видела психологию во всем, что мы говорили или делали.

— Знаешь, что папа говорил мне про психологию?

Нова помотала головой.

— Что это наука говорить непонятными словами то, что все и так знают. — Мерси повертела в руках флакон шампуня из “Оленс” и продолжила: — В первые дни в Брэкке, до того как туда привезли шведские книги и газеты, я читала только надписи на шампунях да еще свой словарь. На шампуне шведские, норвежские и датские надписи шли подряд, производители место экономили. — Она подняла флакон повыше. — Надписи на шампуньском языке.