В общем, долго он сидел, думал, и надумал, что не только барону писать нужно требуя у него полномочий. Ещё написать ротмистру Брюнхвальду надобно, чтобы с добрыми людьми своими пришёл к нему сюда, так как полномочия, не подкреплённые мечами и алебардами, мало чего стоят. И монахам написать в Ланн надумал, отцам из Святого Трибунала, брату Николасу и брату Иоганну, что были с ним в Альке. Им он собирался описать ситуацию в Хоккенхайме, и объяснить, что для Святой Инквизиции работы тут хватит надолго, и работа эта весьма прибыльна будет, так как бабёнок подлых здесь много, и недобрым они промышляют издавна, а посему и серебра у них в достатке будет.

Как всё это он обдумал, потребовал себе чернила и бумагу, и гостиничный слуга всё принёс, но перья были плохи, и Волков тут же капнул на дорогую скатерть чернилами. От того ещё больше злился, хоть скатерть не его, и от злобы этой глупой письма и вовсе не получались.

Давно он не писал таким людям как барон. Грязное и глупое письмо доверенному лицу герцога разве пошлёшь. Приходилось стараться. И как тут стараться, если перья дурно точены. А письма приходилось по два писать, потому, как не знал он, где сейчас барон. Может он ещё в Альке, а может он уже в Вильбурге. Тоже самое было и с Брюнхальдом, может он со вдовой ещё, а может уже в Ланн поехал. А ещё письмо монахам. Так что, пока написал пять писем, все руки перепачкал, кучу бумаги извёл и скатерть заляпал. Он уже проголодался, а ему даже пива никто не принёс. Ёган, и тот сбежал из покоев, видя как бесится кавалер, в очередной раз комкая испорченную бумагу. В довершении ко всему, на рукав дорогого колета попали чернила.

За это он отчитал Максимилиана, не вовремя пришедшего в его покои спросить у него что-то об одном из сёдел, которое требовало ремонта. Волков высказал ему, что он небрежен и отправил его на почту с письмами. А сам зло звал Ёгана, чтобы поменять запачканную одежду. После чего, решил ехать обедать в любой трактир, в котором о нём не знают, и вряд ли будут травить. Всё-таки боялся он отравы. В общем, утро и день были преотвратны.

Лейтенант Вайгель был человек умный, и был он из хорошей семьи. И первое обстоятельство, и второе, содействовало его успешному продвижению по службе. Но в городе Хоккенхайме он достиг пределов карьерного роста. Стать капитаном он не мог, так как по городскому уставу капитаном всех городских войск был штатгальтер императора. И как не пытался изменить это правило герцог Ребенрее, император свою привилегию — назначать городского главнокомандующего, отдавать не хотел. И посему, лейтенанту приходилось мириться с тем фактом, что его непосредственным начальником был не кто иной, как бургомистр, а не император, который тут никогда не появлялся.

Вайгелю, человеку, за плечами которого было несколько военных компаний, подчиняться бургомистру, которого он считал первостатейным жуликом и отъявленным трусом, было непросто. Но уж больно выгодна была должность начальника стражи в богатом городе. Настолько выгодна, что порой он забывал жалование получать. Поэтому приходилось терпеть, и что ещё хуже, участвовать в грязных делах бургомистра. Вот и теперь этот взбалмошный тип вызвал его и стал у него требовать выгнать кавалера, что рыщет по городу с непонятной целью. Но лейтенант, который недавно ужинал с этим кавалером, уже понял, что его просто так не выгнать. Этого кавалера запугать не получится. Лейтенант Вайгель смотрел на бургомистра, который лихорадочно расхаживал по кабинету и придумывал один за другим глупые способы, как избавить город от назойливого пришлого. Лейтенант со скептической миной слушал весь этот бред бургомистра и думал: «Ишь ты, видать, и вправду этот пришлый глубоко суёт свой нос, раз тебя так припекает. Тебя и твою благочестивую старуху, с которой вы весь город доите. И что это ты так разволновался, ведь сам обер-прокурор у тебя в дружках ходит. Или от этого кавалера и обер-прокурор не спасет? Интересно, что же это за кавалер такой?»

И тут бургомистр остановился, перестал нести всякую чушь, и сказал:

— Найдите мне Вайгель, добрых людей, чтобы покончили с ним.

Лейтенант едва успел подумать, что у самого бургомистра под рукой куча всякой сволочи, готовой к такой работе, как бургомистр продолжил:

— Чтобы не местные были, и чтобы хороши были — не разбойники. Разбойников этот пришлый сам режет, даже когда слеп. Как было в «Безногом псе».

Такие знакомые у лейтенанта были. Добрые люди с хорошим оружием, что вечно без денег сидят. С ними он в компании ходил против еретиков.

— И какова плата? — Спросил лейтенант, хотя очень не хотелось лезть ему в это дело.

— Двести талеров, — ошарашил его бургомистр, — но только чтобы люди самые крепкие были.

«Не скупится, подлец, — думал Вайгель, понимая, что за такие деньги его знакомцы могут и небольшую войну начать. — Видать, совсем допекает вора этот пришлый».

Но, с другой стороны, хоть и недолюбливал лейтенант бургомистра, хоть и презирал его, тем не менее, благополучие самого лейтенанта было неразрывно связано с этим вороватым и бесчестным проходимцем, каким-то образом, ставшим самым важным человеком в речном регионе.

— Есть у меня такие люди, — сказал лейтенант. — Буду писать им.

— Пишите немедленно, — говорил бургомистр возбуждённо.

— Напишу, но уж если напишу, так обратного хода не будет, за деньгой они приедут, даже если уже работы не будет.

— Пишите, я дам денег вперёд. Пусть едут сюда.

Лейтенант городской стражи Вайгель встал и, поклонившись, пошёл к себе писать письмо, хоть и не по душе ему всё это было.

Когда рыцарь божий Фолькоф и люди его сели за стол в трактире «У святой Магдалены», а бойкие разносчицы уже носили им еду, лейтенант Вайгель пришёл на почту. Он решил не посылать человека, а дойти до почты самостоятельно, ведь погода стояла прекрасная, солнце согревало город, который всю зиму вымораживали холодные ветра с реки. И он не пожалел о том, что пошёл сам. Пока он обходил большую весеннюю лужу, что разъездили бесконечные подводы, увидал верхового, что остановился у почты. Ещё не подойдя близко, лейтенант узнал его по колету сине-белого цвета и чёрной птице на груди. Это был мальчишка-паж приезжего кавалера, от которого так хотел избавиться городской голова. Мальчишка зашёл в здание почты, вот господин лейтенант решил не спешить и подождать в сторонке. Когда вскоре мальчишка вышел, сел на коня и уехал, то господин Вайгель поспешил на почту сам.

Увидав его, страдающий тучностью почтмейстер не поленился и с трудом выбрался из-за стола. Стал кланяться. Командир городской стражи ему тоже кланялся и улыбался. Они поговорили о погодах, и о цене на дрова, которая вроде как, должна была упасть с приходом весны, а никак не падала. А потом лейтенант, как бы промежду прочим, спросил:

— А что за юноша у вас тут был сейчас, в одежде с гербом красивым на груди?

— Проезжий, не наш, — сказал почтмейстер, начиная понимать, что неспроста лейтенант спрашивает и пришёл сюда он видно неспроста.

— Письмо принёс? — продолжал лейтенант.