— Ох, госпожа, ваш наряд! — воскликнул Амос.

Я рассмеялась:

— Ничего страшного.

Садовник посмотрел на меня с удивлением. Но поскольку я не тряслась над своей внешностью, как Нефертити, я просто отряхнула платье и оглядела двор.

— А почему у богатых своя очередь, а у бедных — своя?

— Бедные хотят простых вещей, — объяснил Амос. — Новый колодец, дамбу получше. А богатые хотят сохранить свои должности при дворе.

— К несчастью, большинство из них фараон отвергнет, — произнес кто-то мне на ухо.

Я обернулась. Позади стоял военачальник Нахтмин.

— А почему он их отвергнет? — с искренним интересом спросила я.

— Потому что все эти люди прежде работали на его отца.

— А он терпеть не может все, что когда-то принадлежало отцу, — закончила мысль я. — Даже отцовскую столицу.

— Амарна. — Нахтмин внимательно посмотрел на меня. — Визири говорят, он желает, чтобы дворец был построен за год…

— Да. — Я прикусила губу, чтобы не сказать еще что-нибудь о честолюбивых замыслах моих родичей, потом шагнула к военачальнику. — А какие вести из храмов? — тихо спросила я.

— Храмы Амона по всему Египту закрыты.

Я попыталась представить себе это: храмы, стоящие со времен Хатшепсут, закрыты, и двери их заколочены, и священные источники оставлены высыхать… Что станется со всеми статуями Амона и с жрецами, поклонявшимися им? Откуда бог узнает, что мы по-прежнему хотим быть под его рукой? Я закрыла глаза и мысленно вознесла молитву богу, оберегавшему нас вот уже два тысячелетия.

— А храмы Исиды? А Хатор? — спросила я военачальника.

— Разрушены.

Я в ужасе прикрыла рот ладонью.

— Многих ли убили?

— Я — никого, — твердо произнес он.

Тут к нам подошел какой-то солдат.

— Военачальник, — позвал он. Когда он увидел меня, в глазах его вспыхнуло удивление. Он поспешно поклонился: — Госпожа Мутноджмет, твой отец сейчас в Зале приемов. Если ты ищешь его…

— Я его не ищу.

Солдат с любопытством взглянул на Нахтмина.

— Что тебе нужно? — спросил его Нахтмин.

— Там какая-то женщина утверждает, что она — родственница Старшего, но на ней нет ни золота, ни серебра, и она никак не может подтвердить свои слова. Я поставил ее в очередь вместе со всеми остальными, но она говорит, что…

— Поставь ее со знатью. Если она лжет, то поплатится за это, потому что ей откажут в прошении. Только предупреди ее об этом, прежде чем переставлять.

Солдат поклонился:

— Благодарю, военачальник. Госпожа…

Он ушел, и я заметила, что и садовник Амос тоже куда-то исчез.

— Может, мне отвести тебя обратно во дворец? — спросил Нахтмин. — Жаркий, грязный двор, забитый просителями, — не место для сестры главной жены царя.

Я приподняла брови.

— Где же тогда мое место?

Нахтмин взял меня за руку, и мы вместе вошли под тенистую сень сада.

— Рядом со мной. — Он остановился под акацией. — Ты устала быть служанкой твоей сестры. Иначе ты сейчас была бы с ней. Выбирала бы место для Амарны.

— Между нами ничего не может быть, военачальник…

— Нахтмин, — поправил меня он и взял меня за руки, и я не стала возражать.

— Мы скоро отправимся в пустыню, — предупредила я. — Мы будем жить там в шатрах.

Нахтмин привлек меня к себе.

— Я живу в шатрах и казармах с двенадцати лет.

— Но там не будет той свободы, которой мы располагаем здесь.

— Что? — Нахтмин рассмеялся. — Ты что, подумала, что я предлагаю тебе тайные свидания?

— А что же?

— Я хочу жениться на тебе, — просто сказал он.

Я зажмурилась, наслаждаясь ощущением прикосновения его теплой кожи.

— Она никогда меня не отпустит, — предупредила я его.

— Я — один из самых высокопоставленных военачальников в войске фараона. Мои предки были визирями, а до того среди них было много писцов. Я не простой наемник. Каждый фараон выдавал своих сестер и дочерей за военачальников, чтобы защитить царскую семью.

— Только не этот фараон, — сказала я, вспомнив о том, как Эхнатон боится войска. — Эта царская семья не похожа на другие.

— Тогда ты им не принадлежишь.

Его губы коснулись моих, и сотни просителей у нас за спиной исчезли.

Мы оставались в саду, пока солнце почти не спряталось за горизонт, а небо загорелось пурпурным и красным. Когда я наконец-то вернулась в свои покои, Ипу была уже сама не своя от беспокойства.

— Я чуть не отправила стражников искать тебя, госпожа!

Я улыбнулась и бросила льняной плащ на кровать.

— Вовсе незачем было это делать.

Наши взгляды встретились.

— Госпожа! Неужто ты была с военачальником?

Я едва сдержалась, чтобы не хихикнуть.

— Да.

А потом воодушевление покинуло меня: я осознала, что это значит.

— А как же фараон? — прошептала Ипу.

— Нефертити его уговорит, — сказала я.

Ипу отыскала в одной из корзин чистое домашнее платье и накинула на меня. Во взгляде ее читалось беспокойство.

— Мне уже пятнадцать лет!

Ипу продолжала смотреть на меня. Она присела на краешек кресла из черного дерева и золота и сложила руки на груди.

— Думаю, госпожа, это добром не кончится.

Я вспомнила объятие сильных рук Нахтмина и почувствовала, что бледнею.

— Я не могу вечно оставаться ее служанкой! — воскликнула я. — У нее есть муж и семья и сотни обожающих ее слуг! У нее бесчисленное множество знатных дам, которые только и ждут ее появления, чтобы помчаться следом и приняться подражать ее нарядам, ее прическам, ее серьгам. Чего ей нужно от меня?

— Она всегда будет нуждаться в тебе.

— Но я этого не хочу! Мне это не нужно!

Я раскинула руки, указывая на тяжелые тканые гобелены и ярко горящие лампы из слоновой кости.

— Нет. — Я покачала головой. — Ей придется это принять. Придется смириться.

На лице Ипу появилось напряженное выражение.

— Осторожнее. Подумай о положении военачальника.

— Мы подождем, пока переезд не завершится. А потом я ей скажу.

— А если его выгонят из войска?

Если его выгонят, то я буду знать, какое место я занимаю в нашей семье.