— Она — жена моего отца! — с угрозой отозвался Аменхотеп.

— И сестра моего отца. Он будет присматривать за ней — ради тебя.

Аменхотеп изучающе взглянул на отца, потом пожал плечами, как будто ему хотелось побыстрее прикрыть эту тему.

— Я хочу уехать из этого города, как только мы найдем место для строительства.

— Конечно уедем, — пообещала Нефертити и погладила мужа по щеке. — Но нам нужно навести порядок.

— Да, — согласился Аменхотеп. — Необходимо избавиться от жрецов Амона, пока они не подослали убийц…

— Ваше величество! — перебил его отец.

— Я не позволю им лишать меня сна! — разбушевался Аменхотеп. — Они мне снятся ночи напролет! Они проникли даже в мои сны! Но я отправлю жрецов в каменоломни!

Я ахнула, и даже Нефертити застыла, услышав эти слова. Ведь речь шла о людях, которые в жизни своей не занимались тяжелым трудом, о представителях Амона, проводивших жизнь в молитвах.

— Может, нам просто выслать их? — предложила Нефертити.

— Чтобы они плели заговоры где-то в другом месте? — возмутился Аменхотеп. — Нет! Я отправлю их всех в каменоломни.

— Но они же умрут! — вырвалось у меня.

Аменхотеп бросил на меня мрачный взгляд.

— Вот и отлично.

— А как насчет тех, которые склонятся перед Атоном? Их можно пощадить, — попросила Нефертити.

Аменхотеп заколебался.

— Мы предоставим им шанс. Но если кто откажется, того закуют — и в каменоломни!

Он вышел, велев стражникам, чтобы они шли в семи шагах за ним.

— Старший еще и месяца не пролежал в своей гробнице, а ты уже планируешь разрушение Фив? — с яростью спросил отец. — Люди увидят, что это против законов Маат. Они никогда этого не забудут.

— Тогда мы сделаем так, чтобы им было о чем помнить, кроме этого, — клятвенно пообещала Нефертити. Глаза ее были накрашены, а на шее висел золотой анк, символ жизни. — Принесите мою корону.

Тутмос удалился. Затем Нефертити сняла парик, и все дружно вскрикнули.

— Что ты сделала?! — воскликнула мать.

Нефертити побрилась наголо. Прекрасные черные пряди, обрамлявшие ее лицо, исчезли.

— Побрилась, чтобы носить корону.

Мать схватилась за сердце.

— Да что же это за корона?

— Корона, которая для всех будет связана с Египтом, — ответила Нефертити.

А я поняла, что даже без волос Нефертити все равно красива. Она была грозной, могущественной и великолепной. Нефертити посмотрела в зеркало. Тут у нее за спиной возник Тутмос. Он поднял корону с плоским верхом — так, чтобы все ее увидели, — а потом возложил ее на голову Нефертити. Никто другой не мог бы носить эту корону. Корона была создана для нее: высокая, изящная, с изображением змеи, готовой плюнуть ядом в глаза своим врагам. Нефертити повернулась, и, если бы я была простой крестьянкой, я бы подумала, что вижу богиню.

Зал приемов был забит под завязку. Писцы, торговцы, придворные, дипломаты, визири и жрецы стояли, плотно набившись в великолепный зал с его мозаиками и высокими окнами. Мемфисский Зал приемов не годился фиванскому и в подметки. Когда мы вошли в него, то лишь благоговейно ахнули. Нефертити стремительно взошла на помост, и царица Тийя, сидевшая на второй ступеньке этого помоста, перестала быть правящей царицей Египта. Отныне она была вдовствующей царицей. Пока я заняла свое место на третьей ступеньке, рядом с отцом, я успела услышать немало недоуменных шепотков: никто не знал, что означает корона Нефертити. Кто теперь Нефертити — царица? Царь-царица? Соправительница? К кому теперь обращаться с прошениями? Визири смотрели то на Аменхотепа, то на Нефертити, то на моего отца. Мы были самой могущественной семьей в Египте. Во всем мире.

Военачальник Нахтмин, при полном параде, стоял рядом с Хоремхебом. Они взирали на нубийских стражников за троном критически. Я знала, что они думают: Аменхотеп настолько не доверяет собственному войску, что нанимает для защиты чужеземцев. И еще я знала то, чего не знали даже они. Что сейчас Аменхотеп объявит о строительстве Амарны, новой столицы. Войны с хеттами, вторгающимися на наши земли, не будет. Вместо этого войско будет строить город в честь Атона.

Панахеси встал со своего кресла и провозгласил:

— Фараон Египта объявляет, что Атона следует чествовать превыше всех богов Египта!

Жрецы зароптали.

Панахеси повысил голос, чтобы перекричать их:

— Атону будут возведены храмы во всех городах. Жрецы Амона склонятся перед Атоном — либо их изгонят из Фив и отправят в каменоломни.

Раздались гневные крики.

— В каменоломни Вади Хаммамат, — продолжал Панахеси.

Ропот усилился, и Аменхотеп поднялся с трона.

— Отныне, — его голос эхом разнесся по залу, — я буду известен как фараон Эхнатон. «Угодный Атону». И фараон, угодный Атону, не будет править из Фив. Я возведу для Атона новый город, больше и величественнее Фив, и зваться он будет Амарна.

Вот теперь в Зале приемов воцарился хаос. Все были потрясены и тем, что Аменхотеп меняет имя, и тем, что будет строиться новая столица, дабы занять место величайшего из городов Востока. Эхнатон посмотрел на Панахеси. Тот потребовал тишины. Но толпа неистовствовала. Жрецы кричали, визири пытались успокоить жрецов, а торговцы, снабжавшие храмы Амона дорогими травами и золотом, заключали сделки с новыми жрецами Атона. Я посмотрела на мать — она была бела как мел.

— Стража! — крикнул новопоименованный Эхнатон. — Стража!

В толпу вломились две дюжины вооруженных нубийцев. Эхнатон встал и взял Нефертити за руку. Он повернулся к военачальникам и крикнул, перекрывая шум:

— Вы очистите все храмы и переплавите статуи Амона, Исиды и Хатор в золото! Вы дадите жрецам и жрицам единственную возможность склониться перед Атоном!

Эхнатон посмотрел на Нефертити. Та кивнула.

— Если они откажутся, закуйте их в цепи и отправьте в Хаммамат!

При слове «цепи» в зале воцарилась тишина. Люди лишь сейчас осознали, что у всех окон и выходов стоят стражники — на случай возникновения беспорядков. Эхнатон не просто желал возвысить Атона над Амоном: он желал снести статуи всех богов и богинь, оберегавших Египет на протяжении двух тысячелетий.

Какой-то визирь поднялся со своего кресла у подножия трона Гора.

— Но жрецы Амона — это знать страны! Они — основание, на котором покоится Египет! — воскликнул он.

По залу прокатился согласный гомон.

— Жрецам Амона, — медленно произнес Эхнатон, — будет предоставлен шанс — но лишь один. Они могут сделаться жрецами Атона либо отдать жизнь за бога, который больше не правит Египтом. Разве фараон — не уста богов?