Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Она спокойно посмотрела на него.
– Вам это понятно? - спросил Гаррик. - Возможно, за то, что я сделал с вами, я уже заслужил адские муки. Но даже понимая это, я не смогу сдержаться на этот раз. Боюсь, что бурные события сегодняшнего дня окончательно вывели меня из равновесия.
Она скинула туфли.
Жадно, словно почуявший добычу волк, Гаррик проследил за тем, как они улетают в темные глубины оранжереи. Если Селеста хотела лишить его остатков его самообладания, то она прекрасно справилась со своей задачей.
Любовь. Святые небеса! Ведь Селеста прекрасна, невинна и молода - на целых десять лет моложе его! И что может связывать их? То, что они оба побывали за границей? Годы, прожитые вместе под крышей Блайд-холла? То, что Селеста кажется вполне взрослым человеком - в отличие от Эллери? Неужели все го этого достаточно для того, чтобы она смогла полю бить такого скучного, невзрачного человека, как он Гаррик Трокмортон?
Он решил прояснить ситуацию до конца: |
– Предупреждаю еще раз: если вы сейчас же не уйдете, я лишу вас невинности.
Она встала и чуть заметно улыбнулась. Конечно она все поняла и решила отступить. Гаррик почувствовал себя самым несчастным человеком на свете, но он понимал, что так будет лучше для всех.
Она босиком направилась к двери.
Ну вот и все. Слава богу, Селеста поняла бессмысленность своей затеи. Она спасла его душу от смертного греха, не дала ему лишить невинности дочь своего садовника. Но как же при этом болело его сердце!
Щелкнул дверной замок.
Гаррик откинулся на спинку дивана, закрыл глаза и попытался взять себя в руки. В глубине души он всегда был страстным, пылким человеком, но здесь было нечто большее, чем страсть. Ему безумно хотелось вскочить и броситься вслед за Селестой, схватить ее на руки и отнести назад, сюда, на этот диван.
И открыться ей - во всей своей примитивной простоте.
Но Селесте не нужны были его признания. Она сделала правильный выбор, она достойна лучшего.
За спиной послышался шелест шелка, и от этого звука напрягся каждый мускул в теле Гаррика. Знакомый запах долетел до его ноздрей - цитрус, корица и иланг-иланг.
Очевидно, от долгого воздержания у него начались галлюцинации. А может быть, он просто сошел с ума.
На его плечи легли руки Селесты, и послышался ее голос:
– Я хочу тебя.
Слвоими ладонями Селеста массировала жесткие, широкие плечи Гаррика и наблюдала в стекле за выражением его лица. Ждала, когда он откроет глаза. Наконец он поднял веки и посмотрел в глаза Селесте. Его рот оставался плотно сжатым, брови нахмуренными. Гаррик смотрел на отражение Селесты в черном окне и тяжело дышал. На его лице отразилась борьба, раздирающая его изнутри: борьба между чувством долга и примитивным мужским желанием.
Впрочем, он слишком устал от этой борьбы, и для того, чтобы чувство долга окончательно замолчало, хватило даже тех не женских хитростей, которыми владела Селеста.
– Признаюсь, у меня нет никакого опыта в таких делах, - с улыбкой сказала она, - но мне всегда казалось, что мужчина, который собирается лишить девушку невинности, не должен быть таким хмурым.
По лицу Гаррика пробежала дрожь, глаза его закрылись.
Но лишь на мгновение. А когда он открыл их вновь, в них не осталось и тени суровости. Он накрыл руки Селесты, затем поднес их одну за другой к губам и нежно поцеловал.
– Такой уж я унылый человек.
Но при этом он улыбался, а в глазах его было только чувства, что Селеста невольно отступила на шаг. Она была поражена переменой, произошедшей в Гаррике. Хмурый, уставший джентльмен бесследно исчез, и теперь перед ней сидел живой, влюбленный мужчина с сияющим взглядом.
– Ты заперла дверь? - спросил он.
– Да.
– Отлично. - Он поднялся с дивана, продолжая держать Селесту за руки. - Мы с тобой такие разные, свет и тьма. Печаль и радость. Но ты послана судбой, чтобы спасти меня, Селеста. Вернуть к жизни.
Прежде его поступки были окрашены грубой, темной чувственной страстью. Теперь Гаррик показался ей совсем другим - светлым, радостным, влюбленным.
– Ты это чувствуешь, глядя на меня? - Селеста положила руки на плечи Гаррика, затем принялась расстегивать пуговицы на его сюртуке. И улыбалась каждый раз, когда новая пуговица выскакивала из тугой петли. - Печаль и радость, да, Гаррик?
Он посмотрел вниз, на свою белую рубашку, открывшуюся взгляду после того, как Селеста расправилась с пуговицами, и ответил сквозь стиснутые зубы:
– Прежде чем позволять себе такие вольности, лучше вспомни, кто ты такая.
Пальцы Селесты, добравшиеся до пуговиц на поясе брюк Гаррика, замерли.
– Хочешь напомнить, что я всего лишь дочь садовника?
Он ухватил ее за подбородок - сильно, так, чтобы она не могла отвернусь голову.
– Никогда не принимай меня за сноба. Мне все равно, кто ты - дочь садовника или гувернантка. - Он говорил тоном мистера Трокмортона - властным, не терпящим возражений. - Для меня ты просто Селеста. Моя радость.
– О! - Она потянула брючный пояс, согретая словами Гаррика.
– А о вольностях я тебя предупредил, желая напомнить о том, что ты - девственница, которую я мечтаю посвятить в таинства любви.
– О-о!
Он часто, бурно дышал, руки у него чуть заметно дрожали, а брюки надулись пузырем. Селеста быстро скользнула рукой вниз.
Его ствол опять был большим и твердым, как и в пошлый раз, утром, и Селеста не могла сдержать ни улыбки, ни охватившей ее дрожи.
– Манящее и грозное оружие, - прошептала она.
– Пойду задерну занавески. - Гаррик повернулся и пошел к окну.
Она улыбнулась, глядя ему вслед. Необходимость задернуть занавески напомнила ей о предстоящей наготе, неожиданных открытиях и непривычных движениях, которые ей предстоят впереди, и о пугающем, болезненном вторжении в ее тело. Но настоящего страха у нее не было, она полностью доверяла искусству и деликатности Гаррика. Тем более что сейчас, попав во власть страстного желания, он все больше раскрывался перед ней как человек и с каждой минутой становился все ближе ей и дороже.
Он задернул длинные тяжелые занавески цвета индиго и плотно связал их атласными лентами. Затем снял с диванов подушки, разбросал их между двумя росшими в кадках апельсиновыми деревцами, подвинул один диван поближе и жестом пригласил Селесту в это уютное гнездышко.
Она бесстрашно шагнула вперед. Гаррик протянул ей навстречу руки. Он был на голову выше Селесты; ее макушка едва доходила ему до подбородка, и Селеста уткнулась лицом ему в грудь. Какое-то время они стояли неподвижно, потом Гаррик положил горячую ладонь на обнаженное плечо Селесты. Они напоминали сейчас путников, долго шедших к своей цели и наконец достигших ее. Они и были путниками, которых любовь свела на дороге жизни.