Он не мог гордиться тем, что произошло вчера ночью. Однако не случилось и ничего такого, в чем он мог бы раскаяться.

Но, тем не менее, он должен сожалеть о том, что было прошлой ночью. Должен, черт побери. Ведь вчера ночью он лишил девственности юную девушку, дочь - о, ужас! -одного из своих работников, и наслаждался тем, что он делал.

Разумеется, она сама пожелала этого. Сама захотела заняться с ним любовью.

Он сглотнул.

К сожалению, все было именно так. Да, она была дочерью садовника, но он же заявил, что не признает социальных различий, они не более чем выдумка аристократов, вступающих в брак только для того, чтобы увеличить свое состояние. Он всегда осуждал это в людях. Селеста же оказалась именно той женщиной, о которой он всегда мечтал, - умной, красивой, веселой и открытой. И она принадлежала ему одному.

До него ее не касалась ничья рука, и как бы ни были недостойны его чувства, Трокмортон не мог не испытывать от этого мужской гордости.

Селеста провела ладонями по груди Гаррика, опустилась ниже, прижала сжатый кулак к его животу, словно пробуя его на прочность.

Что за мужчина лежал рядом с ней? Одно можно было сказать с уверенностью - не тот, за которого он себя выдавал. Он считал себя деловым человеком, спокойным и рассудочным, но оказалось, что Гаррик способен на сильные чувства, способен поддаться искушению. Искушению по имени Селеста.

Она провела ладонями по его бедрам, склонила голову и прижалась к ним щекой.

Он никогда не думал о своем теле. Знал только, что оно большое, сильное, всегда готовое к схватке. Упражнения накачали силой его мускулы. Трокмортои много ездил верхом, фехтовал, занимался боксом, од ним словом, поддерживал себя в форме, как любой человек, жизнь которого полна опасностей. Но сейчас Селеста рассматривала его словно ребенок, получивший новую игрушку. Она гладила каждый уголок большого тяжелого тела Трокмортона - его колени, бедра затем выше…

И он замер, напряженно ожидая и надеясь… Посреди ночи он проснулся от желания вновь заняться любовью с Селестой. Перед этим ему снилось, что он пробирается к ней в спальню, чтобы разбудить ее нежным поцелуем. Ему снилось, что он целует ее грудь, ее бедра, а затем разводит в стороны ее ноги входит в нее - нежную, горячую.

Пальцы Селесты пробежали по его бедрам и остановились.

Ему хотелось властвовать над этой женщиной, закрепить обладание ею и быть уверенным в том, что она всегда останется рядом с ним. Быть может, это желание было диким, быть может, его стоило стыдиться, но для Трокмортона оно почему-то было жизненно важным.

Но вот настало утро, и пришла пора возвращаться из призрачного мира чувств и желаний в суровую реальность, которая требует проклятой мудрости. Трокмортон свято верил в то, что, если мужчина совершил ошибку, он должен уметь за нее ответить. Вот он, Гаррик, должен посмотреть правде в глаза и признать, что нарушил вчера все правила, предписанные моралью, И должен теперь загладить свою вину. Он знал, что ему нужно сделать, и не собирался прятать голову в песок.

Пока он делал свои выводы, Селеста прикоснулась к его члену, твердому и напряженному, словно не было позади безумной ночи. Словно Трокмортон был мальчишкой, впервые в жизни дорвавшимся до близости с женщиной.

В юности он не слишком заботился о женщинах и в любви думал прежде всего о себе, считая, как и все молодые, что если будет хорошо ему, то будет хорошо и партнерше. Но теперь, особенно после вчерашней ночи, он понимал, что самое главное - это доставить наслаждение не себе, а женщине. Много ли радости принесет двоим любовь, если будет неразделенной?

Правда, когда Селеста была близка к оргазму, она пыталась сопротивляться ему, и это не удивило Трокмортона.

Ведь он уже доводил ее до такого состояния вот здесь, в этой оранжерее. Тот случай был уроком для них обоих. Тогда Селесте трудно было смириться с тем, что собственное тело может предать ее, тем более что Трокмортон не разделил тогда с ней экстаза, оставил Селесту наедине с ним.

Несмотря на свою открытость в любви, Селеста старалась сохранять осторожность и спокойствие. Инстинктивно она понимала, что любовь - это не сдача в плен, не уступка, а способность принять дар, предложенный тебе другим человеком.

Она провела ладонями по бедрам Трокмортона и коротко выдохнула:

– Великолепно!

Сейчас, при свете дня, ее влекло любопытство, хотя она и сама этого не понимала. Ей казалось, что прошедшая ночь была лишь случайностью, сном наяву, что она на самом деле не умирала от любви, не кричала и не билась в конвульсиях. Ей казалось, что теперь она может полностью контролировать себя.

Он знал больше, чем она, и знал, что она будет снова и снова умирать от любви, зная, что Гаррик никогда не обманет и не предаст ее. А он будет учить ее искусству любви. Не сразу, понемногу.

Сложная задача - учить любви понемногу, но он с ней справится.

Она лизнула его сосок - один раз, второй, а потом остановилась. Он посмотрел на нее сквозь ресницы Селеста, сморщив нос, пыталась отлепить прицепившийся к языку волосок.

Гаррик едва не рассмеялся в голос. Черт побери! Он тут строит далеко идущие планы, а она одним своим жестом заставляет его забыть обо всем!

Селеста подняла голову и увидела, что Гаррик наблюдает за ней. Она сбросила волосок на подушку и спросила.

– Что сделать, чтобы они не попадали на язык?

Солнечные лучи пробивались сквозь задернутые занавески, освещая Селесту - обнаженную, с растрепанными волосами и припухшими губами. В утреннем свете ее кожа казалась золотистой и нежной, похожей на лепестки роз, которые с такой любовью выращивал ее отец.

– Да, это постоянный риск, - согласился Трокмортон.

– Только для меня, - сердито сказала она. «Только бы не рассмеяться!» - подумал Трокмортон, а вслух ответил:

– Для меня тоже.

– Откуда? У меня же на груди не растут волосы.

– Нет, - сказал он, запрокидывая руки за голову. - На груди не растут.

– Тогда откуда… Ой! - Она поняла и зажала себе рот ладонью.

Он улыбнулся, любуясь ею. То, что он заново научился улыбаться, это тоже заслуга Селесты. Как давно он не улыбался!

И ему нравилось улыбаться, черт побери!

Селеста распрямила свои тонкие плечи и испуганно спросила:

– Ты это серьезно?

Он сел, медленно расправил мускулы, чувствуя себя рядом с Селестой таким большим, таким сильным и таким искушенным.

Она моментально отодвинулась и с некоторым сожалением прошептала:

– Нет.

Он поймал ее за талию. Поднял на руки - Селеста была легкой, как перышко, - и перенес не диван.

– Нет, нет, нет!

Но сопротивление ее было притворным, оно лишь прикрывало смущение Селесты.