Вторая слезинка. И еще одна. Я быстро утираю их, опустив глаза, не хочу ни на кого смотреть.

– Прошу прощения, вы не против, если я отлучусь?

Никто не отвечает. Никто не чувствует себя вправе решать.

– Знаете, Санди, а я про вас слышала, – вдруг говорит Каролина, поборов свое похмелье, чтобы прийти мне на помощь. – Я Каролина, подруга Джесмин.

– Очень приятно.

– Я придумала идею сайта, и она мне с ним помогает.

На что я невольно ухмыляюсь, но умудряюсь промолчать.

– Ты чего, Джесмин? – встревает наблюдательный Кевин.

– Ничего. – Но всем понятно, что все же «чего». – В общем, не совсем верно сказать, что я «помогаю». Я его разрабатываю вместе с тобой, что, собственно, и есть моя работа – разрабатывать и внедрять идеи. А «помогать» звучит как-то, знаешь…

Она так резко поворачивает ко мне голову, что, по-моему, я слышу хруст шейного позвонка.

Ясно, обиделась. Смотрит не мигая, на гладком лбу ни одной морщинки – хотя это во многом заслуга ботокса. Одно ее слово, и я готова заткнуться, ведь она мой друг, хотя в деловых вопросах я привыкла отстаивать свою точку зрения. Вот почему наш проект был обречен с самого начала.

– И третье предложение исходит от папы, – быстренько перевожу разговор на другую тему.

– Погоди минутку, – просит Кевин. – Мне кажется, нам имеет смысл продолжить с этим.

– Кевин, здесь не сеанс психотерапии, – натянуто улыбаюсь я. – Просто дружеская беседа. И я думаю, пора закругляться.

– Но я считаю, что для твоей же пользы…

– Нет, сейчас не подходящее время…

– Почему, я с удовольствием, – заявляет Каролина. – Надо прокачать проблему.

Она делает вид, что мои слова ее ничуть не задели, но и поза, и тон говорят об обратном. Меньше всего на свете я хочу с ней что-нибудь «прокачать».

Все заинтересованно на нас смотрят. Ты сидишь, выпрямив спину, и поощрительно наблюдаешь за происходящим. Не хватает только стакана с попкорном. Радостно взмахиваешь кулаком и скандируешь: «Деритесь, деритесь, деритесь!»

– Да не собираемся мы драться, – отмахиваюсь от тебя я. – Ну ладно, – откашливаюсь и улыбаюсь Хизер, чтобы собраться с мыслями. – Мне кажется, я могла бы принести тебе куда больше пользы, если б ты мне это позволила.

Неплохо, я считаю. Но Каролина корчит такую рожу, что я пугаюсь, как бы она на меня не прыгнула, точно черт из табакерки.

– Это как? – визгливо спрашивает она.

– Ты попросила меня, чтобы я разработала твою идею, но, по сути, не воспользовалась ни одним моим предложением.

– Это у тебя есть опыт в раскрутке компаний. А я не могу сразу во все въехать.

– Как бы то ни было, а наше сотрудничество не может сводиться к тому, что я просто передаю тебе все свои контакты. Каролина, когда я помогаю основать новую фирму, это означает, что я участвую и в разработке стратегии, и во внедрении идей. Если это не так, то у меня нет личной заинтересованности в проекте. Пойми, мои усилия тоже должны находить отражение, – мягко, но убежденно говорю я.

Все молчат, Каролина взирает на меня в ступоре.

– А третья работа? – нарушает тишину Кевин.

В кои-то веки я ему признательна.

– Об этом лучше спросить у ее отца, – сообщаешь ты, и все смотрят сперва на тебя, а потом на папу.

Ему уже порядком надоело наше сборище, так что он переходит сразу к сути.

– Финансовый директор, издательская компания. Восемь человек. Сорок штук. Если все еще в силе.

– В силе, – кивает мне Лейла, и папа недовольно морщится.

– Она бы могла делать эту работу одной левой, – говорит он, ни на кого не глядя, притворяясь, что его ничего, кроме мобильника, не интересует. – Все, что от нее требуется, – это прийти на собеседование.

Папа ищет сочувствия у Санди, но не находит, и его саркастическая усмешка «вы-то-меня-понимаете» быстро тает.

– Вообще-то мне не нужна работа, которую можно делать одной левой, – улыбаюсь я.

– Конечно нет. Ты же у нас особенная.

Это меня удивляет. А ты очень доволен – страсти накаляются! Переводишь взгляд на Кевина. А он, разумеется, очень за меня обижен.

– Знаете, Питер, по-моему, вам следует извиниться перед Джесмин.

– Господи, что ты несешь.

Хизер выглядит сильно встревоженной.

– Вы всегда были таким, еще когда мы были совсем маленькие, – с возмущением заявляет Кевин. – Всякий раз как Джесмин не хотела делать то, чего вы от нее требовали, вы ее отталкивали.

Это правда. Смотрю на папу.

– Джесмин никогда не делала того, чего я от нее хотел. Она никогда не делает того, что хочет кто-то другой, только то, чего хочет она сама. Может, это и есть главная причина ее нынешних проблем?

– Разве это плохо, что она хочет поступать по-своему? Разве вы против самостоятельности? Ее мама умерла, когда Джесмин была совсем еще девочкой. А до этого несколько лет была больна. Я не помню, чтобы вы тогда часто у них появлялись, разве что иногда – сообщить Джесмин, что ей надо делать и чего делать нельзя.

В ту же секунду все мои разговоры с Кевином оживают у меня в памяти. На меня опять нахлынули все мои тогдашние тревоги, страхи, растерянность. Я словно наяву слышу беседы, которые мы вели до поздней ночи, и дома, и в саду, на тех злосчастных качелях, и по дороге в школу. Он всегда меня выслушивал. Все, что меня тревожило, я неизменно рассказывала ему. Но постепенно забыла об этом, а вот Кевин не забыл.

– При всем моем уважении, – говорит папа без малейшего намека на уважение, – тебя это никак не касается. Честно говоря, вообще не понимаю, что ты здесь делаешь.

Кевин продолжает абсолютно спокойно, как будто он давным-давно собирался это сказать, и сейчас разговаривает сам с собой:

– Ее мама приучила ее принимать решения самой. И самой заботиться о себе. Искать свой путь. Ее маме пришлось так поступить, ведь она знала, что помочь Джесмин будет некому. И она основала собственный бизнес, причем не один…

– Да, и все их продала к чертям.

– А вы разве не продали свою компанию?

– Я вышел на пенсию. А она вылетела с работы именно потому, что хотела этот бизнес продать.

На щеках у папы расцветают багровые пятна. Лейла успокаивающе кладет ему руку на плечо и что-то тихо говорит, но он ее игнорирует, а может, не слышит, потому что яростно ругается с Кевином. Я перестаю их слушать.

Ларри обращался со своим бизнесом как с ребенком. Он не хотел его отпустить. Мама воспитывала меня, зная, что ей придется меня отпустить.

Я доводила идеи до ума и продавала дело.