— Мой народ? Мой народ преследует меня. Мой народ убил моих отца и мать. Мой народ лишил меня друзей. Он сжигает меня своей ненавистью. И я должен держать ответ за мой народ?

Он обращался к каждому, поворачиваясь в разные стороны. Босыми ногами он чувствовал влажную жирную землю — непривычное ощущение! — и, обессилев, снова упал на эту землю и тихо попросил:

— Убейте меня. Иначе это сделает мой народ. Я пришел из ниоткуда. У меня никого нет. Я хочу остаться здесь. Убейте меня.

— У тебя в глазах молния, Ветка, я знаю, что ты страдал, — сказал глухим голосом старик в синем плаще.

Все лица затуманило облако грусти. Молния в глазах — неотторжимый знак сиротства, знак тех, кто потерял родителей. Только это племя умело распознавать крошечные шрамы, которые оставляет горе.

И в мгновение ока все они исчезли в лесу густой травы.

Тоби остался один. Он лежал и не двигался. Лежал, прижимаясь к земле. На дереве земля была редкостью, ее приносил в виде пыли ветер. Ее собирали во впадинах коры, делали маленькие садики или рисовали ею. А здесь… Где же он оказался, если вокруг повсюду так много земли?

Тоби услышал тихий свист и шорох возле себя. Между двумя стеблями появился мальчуган в желтой повязке. Он подошел к Тоби, Тоби приоткрыл глаза и спросил:

— Скажи мне, где мы? В какой части Дерева? И почему мне сказали о молнии в глазах?

Мальчуган ничего не ответил. Он наклонился к Тоби и стер пальцем грязь вокруг его глаз. Мальчугану было лет семь. У него было круглое, как луна, лицо, волосы ежиком, торчащие во все стороны, и светло-коричневая кожа. Грязь на его ногах казалась темными носочками. Тоби про себя сразу прозвал его Луной.

— Хочешь знать, где твое Дерево? Гляди.

Малыш Луна хлопнул в ладоши, и на них упала огромная тень. Мальчишка расхохотался.

— Что это? — не понял Тоби.

— Твое Дерево.

Глядя на недоумевающее лицо Тоби, малыш Луна стал смеяться еще громче, а потом принялся объяснять:

— Это тень Дерева. Я знаю, когда она вечером упадет на траву. Я чувствую ее как холодок за ушами.

— Тень Дерева?

В мире, куда его принесла птица, Дерево было всего лишь тенью, которая ложится на траву перед наступлением ночи. Далекой планетой, которая загораживает солнце, когда оно клонится к закату. А если подобраться к нему слишком близко — ища крошку древесины или в погоне за термитом, — рискуешь жизнью.

Дерево — запретная планета для Травяного Племени. Они мирно живут, отдавшись на милость бескрайней степи; спят где придется — в ненадежных укрытиях, обреченных на гибель любым ненастьем. Да, трава — она очень нежная, бури пригибают ее к земле, снег сжигает, дождь топит.

Травяное Племя кочует по лесу травы, живя вместе с ней ее трудной жизнью. И если люди Дерева начнут убивать их, равновесию придет конец.

Глядя на своего маленького приятеля, Тоби заметил, что его смуглая кожа покрыта, словно сеткой, растрескавшейся грязью, и понял, почему люди Дерева называют Травяное Племя Облезлыми.

Когда на рассвете за Тоби придут и решат его судьбу, он не будет ни на кого в обиде.

Мальчуган не ушел вместе со взрослыми. Он растянулся на земле возле Тоби, и они так и лежали рядышком. Малыш Луна что-то напевал, не размыкая губ, как пела до этого женщина. Потом сел и, притоптывая в такт ногой, заставил звенеть жалобно и протяжно травяной волосок.

Тоби задумался: осталось ли на свете хоть что-нибудь, что привязывает его к жизни?

Родители, Нижние Ветви, Элиза, Лео Блю, Нильс Амен — все стали прошлым. На земле не было ни единого живого существа, которое думало бы о Тоби. Тоби больше ни от кого ничего не ждал.

К ним подошел человек. С виду совсем не здоровяк — стройный юноша со спокойным взглядом. Он взглянул на лежащего на земле связанного Тоби, наклонился, надел на Тоби мешок и взвалил мешок на спину. Тоби почувствовал себя бараном, которого несут на заклание.

Теперь он понял, почему женщина назвала его рубашку мешком. Облезлые не носили рубашек, зато носили заплечные мешки с длинными завязками наподобие рукавов, чтобы равномерно распределять тяжесть.

Юноша попрощался с малышом Луной и двинулся в путь. Тоби знал, что для него этот путь последний.

Они долго шли по лесу, и лес становился все темнее и темнее. Носильщик шел ровным пружинистым шагом, дышал размеренно, спокойно. Тоби сложился в мешке пополам, лежал и не шевелился. Сквозь прореху он заметил, что малыш Луна потихоньку идет за ними. Время от времени носильщик останавливался и кричал мальчугану:

— Отправляйся домой, Тряпичка! И смотри, берегись возле заводи лягушек!

Заводь. Лягушки. Тоби опять ничего не понял. Похоже, что малыш Луна тоже мало что понимал, потому что продолжал идти за ними, пробираясь между лиан и пучков травы.

— Не ходи за нами, Тряпичка! Иди к сестре, она напечет тебе блинчиков.

Тоби чуть не подпрыгнул в мешке. Блинчики! Что поделать, если он не мог не думать об Элизе? Он вытер мокрые глаза грубой мешковиной. По языку потекло воспоминание о сладком меде. Но ему не суждено изведать вкус счастья.

Дорога постепенно шла под уклон. Тоби заметил, что вокруг, куда ни взглянешь, блестит вода. Юноша зажег фонарь. Травяной лес отражался в водяном зеркале и казался бескрайним. Новый мир, полный тайн, завораживал Тоби.

Отец был прав, говоря, что на Дереве свет клином не сошелся. Есть еще равнина, заросшая травяными джунглями, на которой очутился Тоби. Верно, есть и другие неведомые миры — здесь же или на звездах.

Тоби о них ничего не узнает — его ждет смерть.

Но защищаться он не будет. Борьба утратила для него всякий смысл.

Его тащили в заплечном мешке, словно старую, никому не нужную куклу. И он не сопротивлялся. Он ушел сам. Ушел за границу жизни.

Но вот одно за другим к нему стали приходить воспоминания. Голос матери. Треск лопающихся по весне почек. Лица сестер Ассельдор. Рука отца у него на плече.

Последний день с Элизой.

Это был день накануне пикника с Берник Альзан. Весенний день, теплый и прозрачный. Они сидели на склоне горы возле озера. Гора заросла моховым лесом. Сначала они пробирались через его заросли, потом вышли на опушку, влезли на дерево и уселись на ветке.

Озерное зеркало тревожили две гигантские водомерки, исполнявшие, очевидно, танец влюбленных. Одна делала длинные скользящие пробеги, вторая приближалась к ней медленными зигзагами. Иногда первая исчезала под водой и выныривала чуть дальше. Наконец она ответила второй торопливым движением ножек, похожим на взмах ресниц. И танец-обольщение начался вновь.