– Не могла бы ты выпустить ребенка из рук на некоторое время, чтобы сделать ему на плечо горячие припарки?

– Я?

– Да. Мне очень некогда. Стяни с него куртку и прикладывай смоченные горячей водой тряпки к его плечу. Рану водой постарайся не заливать.

– Думаете, у меня получится?

– Да почему же нет! И ведь он кое-что сделал для тебя. Давай сними с него куртку, спусти рубашку, а я занят. Приду перевязку ему сделаю, когда ты закончишь. – И он вышел.

– Хочешь, чтобы я это сделала? – спросила девушка.

– Конечно. Почему бы нет? Ты сможешь.

Девушка передала ребенка мужу и помогла Джиму снять синюю джинсовую куртку и спустить рубашку.

– Ты что, белья не носишь?

– Не ношу.

После этого она молча стала прикладывать мокрые горячие тряпки к его плечу, пока боль и онемение не ослабли. Пальцы девушки двигались, смачивая тряпку, потом ласково прижимали ее к плечу. Опять опускали в воду, опять прижимали, снова и снова, а молодой ее муж глядел на эту сцену. Вскоре доктор Бертон вернулся, пришел и Мак, неся на палочке большой кусок говядины.

– Лучше тебе теперь?

– Лучше. Гораздо лучше. Она прекрасно все делает.

Девушка отстранилась, застенчиво опустив взгляд. Бертон ловко перебинтовал Джиму рану, и Мак передал ему большой кусок мяса.

– Я уже посолил его, – предупредил он. – Бертон говорит, что лучше тебе сегодня никуда больше не бегать.

Бертон кивнул.

– Ты можешь простудиться, – сказал он. – Лихорадить начнешь. Тогда вообще никуда не годен будешь.

Джим рвал зубами и жевал жесткое мясо.

– Ребятам мясо понравилось? – осведомился он.

– Распетушились бог знает как. Думают теперь, что им сам черт не брат. Готовы выйти и поквитаться с кем-нибудь. Я знал, что так и будет.

– Они сегодня пикетировать будут?

Мак ответил не сразу.

– Ты уж точно нет. Будешь здесь сидеть, в тепле.

Джоуи передал жене ребенка.

– Там мяса много, мистер?

– Конечно.

– Ну, я тогда схожу принесу для Лайзы. И для себя тоже.

– Давай принеси. Послушай, Джим. Не страдай ты так. Сегодня ничего важного не предвидится. Ведь дело уже к вечеру идет. Лондон собирается послать парней на машинах разведать, много ли скэбов к работе приступило. Посмотрят, сколько их и где работают, а уж завтра утром мы начнем принимать меры. Прокормить парней пару-другую дней мы теперь сможем. Тучи рассеиваются. Погода будет ясная и холодная, ради разнообразия.

– А про скэбов ты чего-нибудь слышал? – спросил Джим.

– Нет, считай, ничего. Кто-то говорил, что их грузовиками свозят и под охраной. Но верить слухам в лагере – дело последнее. Для слухов лагерь – место самое подходящее.

– Сейчас тишина гробовая. Притихли ребята.

– Еще бы! Как же иначе. Сейчас у них рты едой заняты. А вот завтра мы начнем бучу. Долго бастовать мы не можем, значит, надо бастовать громко.

С дороги послышался гул приближающейся машины. Вскоре он замер. Возле палатки раздались громкие голоса. Затем голоса смолкли. В палатку просунулась голова Сэма.

– Лондон здесь? – спросил он.

– Нет. А что такое?

– Там какой-то сукин сын расфуфыренный на сверкающем авто хочет главаря забастовщиков повидать.

– Зачем?

– Не знаю. Сказал, что хочет видеть главаря.

– Лондон там, у ямы, – сказал Мак. – Передай ему, пусть подойдет. Возможно, парень этот переговорщик.

– Ладно. Передам.

Не прошло и минуты, как в палатку вошел Лондон, – а следом за ним и полный, благообразного вида мужчина в строгом сером костюме. Розовощекий, чисто выбритый, волосы почти бесцветные. Добродушные гусиные лапки морщин возле глаз. Каждое слово сопровождает улыбка – открытая, дружеская. К Лондону он обратился словами:

– Вы в этом лагере председатель?

– Ага, – с подозрением в голосе ответил Лондон. – Меня главным здесь выбрали.

Вошел Сэм и встал за спиной Лондона. Смуглое лицо его было мрачно, брови нахмурены. Мак сидел на корточках, пальцами помогая себе сохранить равновесие. Незнакомец улыбнулся. Сверкнули зубы – белые, ровные.

– Звать меня Болтер, – по-простецки представился он. – Я владелец крупного яблоневого сада и недавно избранный президент Союза садоводов этой долины.

– И что из того? Желаете предложить мне хорошую работу, если продамся?

Улыбка на лице Болтера не погасла, но чистые розовые его ладони, дрогнув, слегка сжались.

– Давайте попробуем начать разговор заново и получше, – просительно сказал он. – Я сказал вам, что президентом избран недавно. А это означает изменение политического курса. Я не согласен с тем, как велись дела раньше.

Пока он говорил, Мак глядел не на него, а на Лондона.

Лицо у Лондона уже не было таким сердитым, гнев его ослабел.

– И с чем же вы пришли? – спросил он. – Выкладывайте.

Болтер огляделся, ища, куда бы сесть, но сесть было не на что. Он сказал:

– Никогда не мог понять, как можно надеяться победить в споре, лаясь друг с другом. Я всегда придерживался мнения, что как бы ни были взбешены люди, стоит им сесть за стол друг напротив друга, и хороший результат не заставит себя ждать.

– Но стола-то у нас нет! – ухмыльнулся Лондон.

– Вы понимаете, что я имею в виду, – продолжал Болтер. – Все в Союзе уверяли, что вы, забастовщики, не станете слушать голоса разума. Но я возражал им, говоря, что знаю американских рабочих. Дайте американским рабочим услышать что-нибудь разумное, и они станут это слушать.

– Ну, мы же вас слушаем, разве не так? – процедил Сэм. – Вот и скажите нам что-нибудь разумное!

Болтер сверкнул белозубой улыбкой и оценивающе окинул взглядом собравшихся.

– Пожалуйста! Хотите знать, что я им сказал? Я сказал: «Дайте мне выложить на стол наши карты, а они пусть выложат свои, и увидите – это поможет!»

– Вам бы в Конгресс… – пробормотал Мак.

– Простите?

– Да это я так, соседу, – сказал Мак.

Лицо у Лондона опять посуровело.

Болтер продолжал:

– За этим я и приехал – выложить на стол наши карты. Я говорил вам, что являюсь владельцем сада, но не думайте, что из-за этого я не болею за ваши интересы. Всем известно, что делать деньги можно, только когда работник доволен и счастлив. – Он помолчал, ожидая реакции. Ее не последовало. – На мой взгляд, дело обстоит следующим образом: вы теряете деньги, и мы теряем деньги, потому что лаемся друг с другом. Мы хотим, чтобы вы вернулись к работе. Тогда вы получите ваш заработок, а мы собранный урожай. После чего и вы, и мы будем рады и счастливы. Ну как, вернетесь к работе? Без недомолвок, без обид – как два человека, все уладившие, все рассчитавшие за столом переговоров?

– Конечно, мы вернемся к работе, мистер, – сказал Лондон. – Разве ж мы не