Шрифт:
Интервал:
Закладка:
*30 августа 2017 года, г. Санкт-Петербург, квартира Тимура*
Анфиса взяла у Тимура зажигалку и пипетку, после чего начала сосать из неё испарения, исходящие от нагреваемого в пипетке синего вещества, в которое превратились помещённые внутрь кристаллы.
— Теперь ты, — сказала она Павлу.
Бродский кивнул, после чего присосался к пипетке, пока Анфиса грела её зажигалкой.
Запах у «альфы» отдавал расплавленным пластиком, а ещё Павел ощущал во рту привкус спирта или чего-то наподобие этого.
Практически моментально он начал ощущать эффект, сильно схожий с тем, который он испытывал от первого употребления мефедрона, только этот эффект был мощнее.
Пока Павел проникался ощущениями, пипетка перешла к Тимуру, который тоже сделал вторую затяжку, а затем затяжку сделала Анфиса, после чего очередь снова перешла к Павлу.
А вот после второй затяжки на Бродского накатила волна сильной эйфории, тревоги и напряжения, будто вот-вот произойдёт что-то опасное и непоправимое.
У Тимура сильно тряслись руки, глаза его испуганно бегали, будто он испытывает некий экзистенциальный ужас, близкий к первобытному страху неизвестности.
Павел опустил взгляд и увидел, что у него тоже трясутся руки и он не может разжать челюсть. Но он не мог задержать взгляд надолго, так как его глаза тоже лихорадочно бегали, перемещаясь с Анфисы на Тимура, а затем на руки. И это был цикл, по которому они непрерывно вращались.
Анфиса дала затянуться Тимуру, затем Павлу, затем затянулась сама и это могло продолжаться бесконечно, но, в конце концов, наркотик в пипетке закончился.
Безотчётный страх вдруг захлестнул всё сознание Павла, но объяснить себе его природу он просто не мог. Это был чистый страх, без смысловой нагрузки, без какого-либо побуждающего фактора.
После шестой или седьмой затяжки из пипетки, этот страх начал обретать смысловую форму.
Тем временем, Анфиса наполнила пипетку кристаллами и всё началось заново.
«Я слишком мало скинул. Полнота ещё есть. Вообще, это ебаное пивное брюхо, а на щеках свисает сало. Я жирный пиздец. Анфиса смотрит и презирает меня. Я ещё и ебал её своим микрочленом — ей точно было смешно», — проносились в воспалённом и гиперстимулированном сознании Павла мысли. — «Что будет, если родители узнают, что я делал последнее время? Они уже догадываются. Возможно, они уже знают. Мне пизда. Они выгонят меня и сдадут ментам. Я сяду на зону. Там меня будет трахать какой-нибудь хач, ведь наркоманов там не любят».
Из безобидных зачатков мысли формировались максимально отвратительные и пугающие формы, которые вкладывали в волны, накрывающие его сознание, дополнительные приливы ужаса.
«Мне пизда. Я слишком жирный. Меня презирают за это даже мама с папой. А если они узнают, что я делаю?» — продолжались мысли.
— Мне надо в туалет, — сказала Анфиса дрожащим голосом.
Павел и Тимур не отреагировали вообще никак. Что думал об этом Тимур, было непонятно, а вот Павел…
«… трахать будут прямо в очко. Буду лежать под шконкой жопой к верху, а волосатый хач будет наяривать».
Он почти видел это, что ещё больше нагнетало и без того зашкаливающий ужас.
Организм его впал в состояние оцепенения, и он просто стоял, как дерево. Дыхание рывками, тремор по всему телу.
Внутри было ощущение, будто внутри него, буквально, находится какое-то злое существо, которое изо всех сил пинало по его внутренним стенкам, с ярым намерением вылезти из него. У него ничего не получалось, но это не служило веской причиной прекращать.
Прошло уже минут десять с того момента, как Анфиса ушла в туалет.
Они не заметили, как начало светать.
— Как ты?.. — спросил вдруг Тимур, неопределённое время спустя.
— А?.. — посмотрел на него Павел испуганным взглядом.
— Как ты?.. — повторил Тимур вопрос.
— Н… — начал Павел, а затем прислушался к ощущениям.