– Поработаешь, я к тому времени состарюсь и уйду на пенсию, ты займешь мое место. Или его место, – Гуров указал на Крячко. – Будешь выезжать на места происшествий, раскрывать преступления. Чем плохо?

Лежаков покачал головой:

– Нет, спасибо. Здесь я на своем месте.

Гуров ничего не сказал и лишь покивал. Честно сказать, он и не надеялся, что ребята согласятся на его предложение. Но и не предложить им перебраться в Москву он не мог. Уж больно они ему понравились. Чистые у них души были, что для работы полицейского немаловажно. И потому он, вернувшись в Москву, тотчас пошел бы к генералу Орлову хлопотать об их переводе в столицу. И не успокоился бы, пока не добился бы своего.

– Ладно, – потягиваясь, сказал Крячко. – Надо думать об обратном пути. Загостились мы тут у вас. Особенно он, – Станислав указал на Гурова. – Мне-то что? Я здесь проездом.

– С ними не хотите увидеться на прощание? – поинтересовался Вахитов.

– Это с Вороновыми-то? – переспросил Крячко. – Да я их и в глаза не видел! Для чего же мне обниматься с ними на прощание? Нет, не пойду.

– А ты? – глянул Вахитов на Гурова.

– А я, пожалуй, схожу. Не знаю зачем, но схожу.

И он отправился в кабинет, где под надзором сержанта находились супруги Вороновы.

39

Они были на месте, а куда же они могли деться? Женщина сидела на стуле и, облокотившись о стол, дремала. Или, может быть, и не дремала, а просто поддерживала руками голову, тяжелую от дум, переживаний и страданий. Воронов стоял и смотрел в окно, за которым уже занимался ясный июльский рассвет.

– Как они? – спросил Гуров у сержанта.

– Сами видите, – пожал плечами сержант. – Вначале, конечно, ругались. Особенно он, – сержант указал на Воронова. – А сейчас ничего, успокоился. Я вам не помешаю при вашем допросе?

– Нет, не помешаешь, – сказал Гуров. – Тем более что я зашел не для допроса.

Конечно же, и Екатерина Борисовна, и Воронов слышали этот разговор. Женщина подняла голову и посмотрела на Гурова. Воронов обернулся. Что ожидал увидеть Лев Иванович в глазах этих людей? Раскаяние? Искреннее горе? Какое-то другое человеческое чувство? Может быть, и так. Бывали в его практике случаи, когда изобличенные им преступники говорили ему покаянные, искренние слова. Нечасто, но бывали. Однако этот случай был явно другим. То ли до них еще не дошло, в какую пучину они погрузились, то ли они и вовсе не в состоянии были узреть эту пучину. Кто знает? Но ничего, кроме усталости от бессонной ночи и злобы, Гуров в их глазах не увидел.

– Значит, не допрос? – криво усмехнулся Воронов. – А что же тогда? Для чего ты явился? А, понимаю. Насладиться победой. Как же, ты раскрыл опасное преступление!

– Два преступления, – поправил Гуров.

– Да хоть двадцать два! – злобно произнес Воронов. – И что? Думаешь, что и вправду меня победил? Меня, Воронова! Как бы не так! Скоро я выйду из этого вонючего кабинета, а там – поглядим. Возомнили о себе, псы, – хозяйскую руку кусать! Полковник из Москвы… Ну-ну!

– Два преступления, – повторил Гуров спокойным тоном. – Два убийства. Или, точнее говоря, убийство двух человек. И оба они были вам близки. Особенно, конечно, вам, Екатерина Борисовна. Скажите, вам обоим не страшно? Нет, не потому, что вы будете отвечать за эти убийства, в первую очередь вы, господин Воронов, а за то, что вы натворили?

– Пошел ты! – психанул Воронов и даже направился к Гурову, сжав кулаки.

– Спокойно! – поднялся с места сержант. – Я сказал, успокойтесь!

– Ничего, – сказал Гуров сержанту. – Это он так, от бессилия. Загнали зверя в клетку, вот он и грызет прутья. Закон природы, ничего не поделаешь.

Сержант что-то проворчал и отошел в сторону, но садиться на стул не стал.

– У меня к вам еще один вопрос, – проговорил Гуров. – Скажите, вас не интересует, где сейчас ваша дочь Виолетта? Как она себя чувствует, что о вас думает?

Воронов и его жена одновременно взглянули на Гурова, и по их взгляду он понял, что уж кто-кто, а Виолетта не интересует их вовсе. Они и думать позабыли, что на свете живет Виолетта, их дочь, их единственный ребенок, которого они, по сути, сделали сиротой. И даже больше, чем сиротой, потому что сирота обычно вспоминает своих родителей добром, а разве Виолетта может вспомнить их добром?

– Больше у меня вопросов нет, – сказал Гуров сержанту. – Смотри за ними хорошенько, а то они кусаются… – и он вышел из кабинета.

В коридоре его поджидал Крячко.

– Ну и что, поговорил по душам с милой четой? – насмешливо спросил он. – Вижу, поговорил. Могу даже сказать, чем закончился разговор. Ох, Лев Иванович, какой же ты неисправимый идеалист! И что бы ты делал, не будь рядом меня, закоренелого реалиста и прагматика? Пропал бы! Навеки и бесславно!

Гуров что-то хотел ответить, но тут из следовательского кабинета вышла Виолетта. Увидев Льва Ивановича, она на миг остановилась и улыбнулась ему, а Гуров улыбнулся в ответ. Девушка пошла дальше.

– Фиалочка с филфака, – сказал Лев Иванович, глядя вслед Виолетте.

– Что? – не понял Крячко. – А, ну да. Похожа…

* * *

Они зашли в кабинет к Вахитову попрощаться. Там же находились и Лежаков с Курятниковым.

– Ну, пора и честь знать, – сказал Гуров. – Отбываем на собственном авто. Так что прощайте, братцы, и не поминайте лихом. И будьте на связи. В случае чего мы поблизости.

Все обменялись рукопожатиями, и Крячко с Гуровым вышли из кабинета. Но через мгновение Гуров вновь оказался в кабинете.

– Вот ведь какая оказия! – сокрушенно сказал он. – Чуть не забыл за хлопотами! Ребята, – глянул он на Лежакова и Курятникова, – а ведь у меня к вам просьба. Огромная просьба. Не откажите, выполните!

– А что такое? – удивленно спросил участковый.

– Да вот, – стал пояснять Гуров, – живет в Антоновой Балке такая старуха – Макаровна. Ты, – глянул он на Курятникова, – ее знаешь. Ты с ней еще ругался и даже ее собачку грозился пристрелить. Ну, вспомнил. Хорошая такая старушка, мудрая и сердечная. А ведь я ее обманул.

– Это как же? – удивился на этот раз Лежаков.

– Да вот так. Из оперативных интересов. Сказал, что я работник социальной службы. И обещал ей помочь. Ну, она и поверила. Вот и получается, что я ей соврал. То есть обещал и не помог. Так уж вы сходите к ней, ладно? Узнайте про ее беды, похлопочите, где надо. Пускай приедут и помогут. Хорошая ведь старушка.