– Она еще не получила известий из Чикаго, – сказала Чан. – Иначе быть не может.

Ричер промолчал.

Сестра Маккенна продолжала перемещаться от одной группы к другой, взяла бокал с подноса, погладила по плечу какого-то гостя, поставила бокал на другой поднос. И тут она заметила Ричера и Чан, одиноко стоявших у ворот, одетых недостаточно хорошо с точки зрения качества и избыточно с точки зрения погоды. Незнакомые гости заставили ее изменить курс и направиться к ним. Она продолжала улыбаться; ее глаза, как и прежде, блестели, на губах оставалась приветливая улыбка хозяйки.

– Мы не можем ей сказать. Только не сейчас, – прошептала Чан.

Женщина подошла к ним и протянула изящную ухоженную руку:

– Мы встречались? Я Лидия Лейр.

Она почти не отличалась от своей фотографии из «Гугла» на благотворительном балу. Выглядела на миллион долларов. Чан пожала ей руку и назвала свое имя, потом представился Ричер.

– Я задам вам такой же вопрос, какой задаю всем сегодня: вы знакомы с моей дочерью по работе или по школе? Конечно, это не имеет особого значения. У нас общая вечеринка. Но так я могу что-то сказать.

– Мадам, мы здесь совсем по другой причине, – ответил Ричер. – Возможно, нам лучше вернуться позднее. Нам не хотелось бы портить свадьбу. Это может принести семь неудачных лет.

Женщина улыбнулась.

– А я думала, что это относится к зеркалам, – сказала она. – И до свадьбы еще далеко. Скорее пред-пред-предварительный завтрак. Чтобы люди успели заранее познакомиться перед событиями следующей недели и получили дополнительную энергию перед выходными. Моя дочь говорит, что теперь все так поступают. Ну, вы и сами знаете, как бывает в жизни. Свадьбы продолжаются дольше, чем браки.

Она радостно рассмеялась, словно не сомневалась, что шутка не имеет отношения к ее дочери, чей брак будет длиться вечно.

– Может быть, нам лучше зайти вечером?

– А могу я узнать, с чем связан ваш визит?

– С вашим братом Питером.

– О, какая досада… Сожалею, но вы зря проделали столь долгий путь. Его здесь нет. Он не приехал. Естественно, мы его ждали, но это долгий перелет. А откуда вы знаете Питера?

– Мы поговорим об этом вечером. Если вам будет удобно. Сейчас мы не хотим вас задерживать. Мы и так отняли слишком много времени. Мы должны позволить вам заняться гостями.

Сестра Маккенна благодарно улыбнулась и уже собралась от них отвернуться, но тут ей в голову пришла новая мысль:

– У Питера неприятности? Вы – полицейские офицеры?

Чан поступила единственно возможным образом для человека, имеющего свой кодекс, и дала соответствующий ответ:

– Мы – частные сыщики.

– Вас прислал Кивер?

– Мадам, пожалуй, нам необходимо поговорить прямо сейчас. Но мы не можем отрывать вас от гостей.

– Питер в беде?

И снова Чан поступила в соответствии с кодексом:

– Мадам, мы пришли к вам за информацией. Нам нужно, чтобы вы рассказали нам о Питере.

– Идите за мной, – сказала сестра Маккенна.

* * *

Они прошли через дом в кабинет с темными панелями, окна которого были плотно зашторены от солнца. Кабинет украшал камин, отделанный речными камнями. Сестра Маккенна предложила им сесть в низкие мягкие кресла с подлокотниками. Ричер откинулся на спинку, а Лидия Лейр наклонилась вперед, так что их колени почти соприкасались.

– С чего мне следует начать? – спросила сестра Маккенна.

– Расскажите все, что вы знаете о Кивере.

– Как вы понимаете, я с ним не встречалась. Но Питер любит рассказывать о своих проблемах, поэтому в процессе селекции я постепенно что-то узнала обо всех кандидатах.

– И сколько их было?

– Для начала восемь.

– Процесс занял много времени?

– Почти шесть недель.

– Он основательный человек.

– Да, таков Питер.

– Как часто вы с ним разговариваете?

– Почти каждый день.

– И как долго продолжаются ваши беседы?

– Иногда около часа.

– Это много.

– Он мой брат. И он одинок.

– Зачем ему потребовался частный детектив?

– Из-за Майкла, его сына и моего племянника.

– Мы слышали, что у него были проблемы.

– Это неправильное слово. Вежливая замена неприятностей. Что, в свою очередь, вежливая замена чего-то похуже. Майкл и неприятности – вещи несовместимые.

– А каким будет правильное слово?

– Майкл не дошел до конца конвейера. Некоторые детали так и не заняли свои места. Я стараюсь не винить его мать, но она была не самой лучшей из матерей. Она умерла почти через десять лет после его рождения.

– И каких деталей ему не хватает?

– Вы счастливый человек, мистер Ричер?

– Не могу жаловаться. В целом. Сейчас я чувствую себя очень хорошо. Но это не имеет отношения к той части нашего разговора, ради которого мы пришли, вы же понимаете.

– По шкале от одного до десяти, каким был худший момент в вашей жизни?

– Около четырех.

– А самый счастливый?

– По сравнению с теоретическим максимумом?

– Ну да.

– Около девяти.

– Хорошо. Четыре – худший вариант, девять – лучший. Ну а вы, госпожа Чан?

Чан ответила не сразу:

– Худший момент – пожалуй, три. И я бы сказала, что лучший – восемь. Но сейчас, возможно, девять. Так мне кажется.

Она посмотрела на Ричера, когда произносила эти слова, и сестра Маккенна перехватила ее взгляд.

– Вы любовники? – спросила она.

Ответа не последовало.

– Дорогая, если вы спите вместе, то девять – это наверняка. Так безопаснее. Но не больше. Десять вызывает у них страх перед возможной неудачей. Однако сейчас ваши оценки колеблются от трех или четырех до двух девяток, хотя одна из них на самом деле восьмерка, но мы слишком вежливы, чтобы об этом сказать. Впрочем, вы поняли, к чему я клоню. Вы нормальные люди. Если б ваши оценки колебались от двух до семи, вы бы оставались нормальными, но производили бы впечатление немного мрачных и скрытных людей. Вы понимаете?

Чан кивнула.

– А теперь представьте, что ваша стрелка застряла на нуле. И совсем не двигается. Ноль внизу и ноль наверху. Это Майкл. Он родился несчастливым, лишенным способности радоваться. Родился, не имея ни малейшего понятия о том, что такое счастье. Он не знает о его существовании.

– Для этого состояния есть название? – спросила Чан.