же здорово! Товарищ следователь, так вы это… камень с моей души сняли! Нашего Владислава Антоновича только вот теперь не вернешь…

— Бессонницей страдаете? — перебил его Валерий, взяв в руки коробочку с фенобарбиталом. — Рецепт, надеюсь, есть?

— Конечно, — Свиридов вспотел так, что по лицу потекло в три ручья.

— А теперь все сами расскажете или помочь? — Камышев понял, что перед ним не матерый расхититель народного добра, а мелкий слабый человек, поддавшийся на материальный соблазн и за это оказавшийся готовым загубить чью-то жизнь. — Чистосердечное признание будет учтено в суде и смягчит наказание.

— Я не убивал, — Свиридов сдался, упав на витой венский стул.

На шум в кухне пришли Апшилава с Кайгородовым и, бросив быстрые взгляды на директора, сразу все поняли.

— Я только обеспечил доступ к магазину, — Тимофей Викентьевич как-то быстро постарел и вытянулся. — Запутался в двойной бухгалтерии, надо было срочно спасать положение… А тут свояк со своими советами. Я его и послушал, сторожу барбитурат в чай подсунул. Он у нас честный был, не спал никогда на посту. Но я ж не думал, что они все сжечь захотят!

— Фамилии, имена, адреса, — скучным голосом потребовал Кайгородов. — Оформим вам явку с повинной и чистосердечное. А они пойдут по полной программе — за убийство сторожа.

— Я напишу! — с готовностью закивал Свиридов, и Валерий почувствовал невероятную гадливость по отношению к этому жалкому человеку. Его даже и преступником нельзя назвать. Просто сволочью.

Бормоча запоздалые признания и всхлипывая, директор сгоревшего магазина строчил за своим дубовым кухонным столом явку с повинной и показания против родственника с его друзьями-подельниками. Камышев же смотрел на дорогие обои, импортную мебель и серебряные приборы, размышляя о том, как низко может пасть человек, пожелав сытой жизни. Ведь зачем ему, этому Свиридову, столько денег и роскоши? Почти пятьдесят, а ни семьи, ни детей. Для кого он все это воровал? Для себя одного, чтобы в старости умереть среди финской сантехники и шмоток из ГДР? Нет, таких людей Валерий не мог понять. Как, впрочем, не понимал и тех, кто оправдывал воровство заботой о семье — каково потом чувствовать себя детям, отец которых обирал ради их мнимого благополучия чужих?

— Я бы и отказался, — Свиридов, исписав два листа мелким убористым почерком, заискивающе заглядывал следователю в глаза. — Но мне накануне ночью кошка явилась черная… Сказала, что если не усыплю сторожа, то сердце мне съест. А оно у меня и так слабое…

Камышев, по-прежнему с отвращением глядя на директора, скривился. Как же они тут все любят на мистику грешить… С просветительской работой в районе явно дела обстоят плохо, сделал вывод Валерий, раз у людей такие суеверия в ходу.

— Вы бы с лекарствами поосторожней, — вслух Камышев, тем не менее, сказал другое. — А то у вас уже кошки разговаривают. Стыдно должно быть, гражданин Свиридов.

Продолжающего причитать директора в наручниках увез на своей «Волге» — к счастью, двадцать четвертой и серо-голубой — Всеволод Кайгородов, напоследок обменявшись с Апшилавой и Камышевым крепкими рукопожатиями. А они уже, вызвав по названному теперь уже бывшим директором адресу милицейский наряд, поехали брать свояка плаксивого комбинатора.

К массивному гаражу в кооперативе «Антей» они прибыли одновременно с желто-голубым «уазиком», из которого вышли четверо рослых парней в фуражках и мундирах. Трое были вооружены «Макаровыми», еще один крепко держал в руках укороченный автомат Калашникова… А потом из машины вышел пятый — и это, к удивлению Валерия, оказался капитан Волков.

— Выполняйте свою работу, товарищи, — сказал он, поймав на себе взгляды Камышева и Апшилавы.

Он вертел головой по сторонам, словно искал кого-то, а в руках держал клетку, в каких обычно держат хомяков или крыс. Только дверца у нее была гораздо больше обычного, и туда вполне можно было протиснуть кого покрупней. Например, кошку.

— Росляков, открывайте! — мысленно махнув рукой на чекиста с его явными странностями и постучав в запертую дверь, приказал Камышев. — Это милиция!

Ответом была тишина, и один из милиционеров по знаку Валерия вскрыл гараж ломом. Едва дверь открылась, громыхнул выстрел. Пуля отрикошетила от соседнего гаража и пошла с визгом гулять по узкому проезду. Патрульные вместе с сыщиками рассредоточились полукругом, автоматчик обежал бандитское укрытие с тыла. Волков тоже выхватил пистолет, пригнувшись и заняв удобную для перестрелки позицию. Клетку он поставил рядом с собой.

— Росляков, бросайте оружие и выходите с поднятыми руками! — скомандовал Камышев, держа на вытянутой руке табельный пистолет. — Сопротивление бесполезно, вы окружены! При попытке вооруженного сопротивления мы имеем право открыть ответный огонь на поражение! Вам ясно?

— Я понял, начальник, — ответил из недр гаража глухой хрипловатый голос. — Мы выходим.

Под прицелом милицейских стволов открылась помятая железная дверь, и наружу шагнул огромный, под два метра ростом, мужик в охотничьем комбинезоне с откинутым капюшоном.

— Руки за голову! — приказал Валерий, и великан послушно сложил свои могучие конечности на затылке.

Следом за ним вышли двое парней в спортивной одежде. Лица их выражали испуг и обреченность — они явно не ожидали, что нападение на склад обернется уголовной ответственностью уже в тот же день. А неожиданно выскочившая из гаража черная кошка словно бы окинула их насмешливым взглядом. Как-то их в этом городе слишком много, отметил про себя Камышев. Не просто кошек, а именно черных.

Патрульные тем временем ловко и не особо церемонясь обыскали всю троицу, вытащили из кармана одного из парней финку. Затем надели наручники и затолкали в крохотный отсек для задержанных. Закрыли дверцу, заперли, подергали массивную щеколду — не вырвутся. Волков же, к удивлению Валерия, ловко схватил кошку и, запихнув ее в клетку, быстро закрыл дверцу.

— Валера, ты глянь! — Апшилава уже забрался в гараж и кричал Камышеву оттуда.

Калининский следак, отвлекшись от Волкова с кошкой, заглянул внутрь и усмехнулся. Получилось, правда, на самом деле не очень весело. Среди железного хлама над ремонтной ямой стояла двадцать первая «Волга». Только не третьей серии, с «китовым усом», а второй — с «акульей пастью». Кузов ее был выкрашен в черный цвет грубо и наспех — в одном месте у порога даже пробивалась прежняя краска. Бежевая.

— Сволочи, — сплюнул Камышев. — Подражатели хреновы.

— Полностью с вами согласен, коллега, — кивнул Апшилава.

Глава 35. Тонкие материи

Андроповск (бывший Любгород), 1988 год. 20 сентября, вторник

Камышев сидел в кабинете Апшилавы, зарывшись в бумаги. Настроение у него было паршивое, и даже быстрое раскрытие дела о сгоревшем складе не могло на это повлиять. Да, как и говорил в свое время отец, облава давала свои обильные