– У меня один вопрос. Что будет со мной, если пациент в результате попытки лечения все-таки скончается? Сразу или почти сразу.

– Если больной согласится, то ничего.

Косыгин пристально посмотрел на охранника.

– Евгений, так?

– Это должен подтвердить и Валерий, но, наверное, именно так.

– Он сейчас здесь? Позовите его.

Отец Валерия, Марк Анатольевич Моршанцев, согласился на мой вариант лечения сразу, не раздумывая. Только уточнил:

– Значит, то, о чем писал Ефремов, не чистая фантазия? В принципе возможно, вполне возможно, я сам слышал о подобных случаях. Хотя и не очень верил. А вы его ученик?

– Скорее коллега. Сейчас мы оба учимся друг у друга.

– Надо же. И вы уж простите мое профессиональное любопытство, но можно еще один вопрос?

– Задавайте.

– С чем связана опасность применения вашего метода?

То, что меня об этом спросят, я предвидел заранее, тут не надо быть Нострадамусом. И заготовил практически правдивый, но все же не совсем истинный ответ.

– С тем, что у человеческого организма есть какая-то внутренняя блокировка, препятствующая применению подобных методов. Какая именно и каково ее исходное эволюционное предназначение, сейчас пытается разобраться Ефремов. Ну, а я, не вдаваясь в теории, научился ее сильно ослаблять. Однако организм на это реагирует несколько болезненно.

Кстати, вот это была не только чистая правда, но и бесспорная истина. Попробуйте-ка отреагировать не болезненно, когда вас начнут убивать!

Ну, а в общем дела обстояли так. Моршанцев был «никаким» для меня и «девятым» для Антонова. То есть шансы вылечить его без применения особых методов полностью отсутствовали. Для того чтобы они появились хоть в самом урезанном виде, пациент обязательно должен быть «десятым».

– От меня что-нибудь требуется? – спросил Моршанцев.

– Прилягте на кушетку и положите руки вдоль тела.

Я пододвинул стул, сел на него, прикрыл глаза и быстро передал Антонову бразды правления.

Мой, как он сам себя назвал, духовный брат-близнец начал свое воздействие не сразу. Сразу он просто не смог. Оказалось, что для запуска деструкции нужно отрицательное отношение к объекту, и чем оно сильнее, тем будет лучше. А Моршанцев Антонову нравился – сильный мужик, не жалуется, не ноет, не смотрит в глаза с какой-то собачьей надеждой, так что ему пришлось сначала прибегнуть к самовнушению, благо им мы оба владеем примерно в равной мере. И только минуты через три он начал воздействие, результатом которого должен был стать полный паралич скелетных мышц.

Поначалу не происходило ничего, но вскоре стало заметно, что пациенту тяжело дышать.

– Все, – сообщил мне Антонов, – процесс вышел на самоподхват, код доступа ушел, теперь твоя очередь. Работай.

Ликвидировать последствия антоновского воздействия оказалось не просто, а очень просто. Даже учитывая, что Моршанцев теперь был для меня полноценным «десятым», все прошло чуть ли не мгновенно, не потребовав и двадцати секунд.

А дальше начался кошмар. Для меня, а не для пациента. Мне несколько раз хотелось все бросить и с криком «Ну не могу я больше, понимаете, не могу!» сбежать отсюда как можно дальше, пока еще есть силы. Я, кажется, уже упоминал, что для успешного лечения нужно воспринимать болезнь пациента как свою. Так вот, ничего омерзительней, чем ощущение разрастающегося в мозгу агрессивного чужеродного образования, мне в обоих ипостасях испытать не доводилось.

Окружающее застилала какая-то мутная пелена, и сквозь нее я с трудом услышал: «Витя, держись, совсем немного осталось!» Кажется, это был Антонов, но точно я не уверен.

Но кто бы это ни был, он оказался прав. Я почти одновременно почувствовал сразу две вещи. Первая – сил больше нет совсем, ну ни капельки. И вторая – первый этап прошел, организм пациента сам начал борьбу с опухолью. После чего я с облегчением отрубился.

Пришел в себя я от резкого запаха нашатыря. Оказалось, что мне даже удалось не свалиться со стула. Ну или Валерию удалось меня удержать – не знаю. Хорошо хоть он уже убрал из-под моего носа ватку.

Карасев стоял рядом.

– Вы говорили, что плохо может стать пациенту, – с еле заметной усмешкой сказал он, – а вместо этого чуть не померли сами. Мы уж хотели вызывать «Скорую».

– А с Марком что?

– С ним-то как раз неплохо.

– Спит, – подтвердил Валерий. – Последние две недели почти совсем не мог, а сейчас заснул. Неужели помогло?

– Не знаю, – с трудом просипел я. – Сладкое давайте, пока не сдох тут прямо у вас.

– Может, вам удобнее пересесть в кресло? Мы поможем.

Меня как мешок перетащили в кресло и сунули под нос кружку с горячим и очень сладким чаем. То, что он понадобится, причем в больших количествах, я предупредил заранее.

– Но все же, как вы оцениваете результат лечения? – спросил меня Валерий спустя минут пятнадцать, когда я, прикончив вторую кружку, немного оклемался.

– Не знаю, – честно ответил я. – Это будет ясно дня через три.

Да, если через три дня мне удастся полностью восстановить способности, то возможен какой-то прогресс. А если нет, то болезнь успеет взять свое и сеанс в лучшем случае даст только временное облегчение, и не более.

И тут вмешался Антонов.

– Слушай, – сказал он, – а ведь мы с тобой дураки.

– Тоже мне нашел новость, ты лучше конкретику давай.

– Он же для меня «девятый»! Вылечить я его не смогу, можно и не пытаться, но притормозить рост опухоли у меня получится. А ты тем временем успеешь восстановиться. Так что договаривайся на следующий сеанс послезавтра, если к тому времени не придешь в себя, я подменю.

– А что, может и получиться, – мысленно кивнул я.

Обратно на дачу к Косыгину меня привезли уже ближе к вечеру.

– Да, нелегко вам пришлось, – сказал он, присмотревшись к моему бледному виду. – Как же вы домой-то поедете?

– Как всегда, только потихоньку и очень осторожно.

– Лучше пусть вас отвезут домой мои люди, а «Москвич» отгонят к Ефремовым.

– Нет, и его тоже ко мне, на улицу Крупской. Если к Ивану Антоновичу пригонят машину без меня, он хрен знает что подумает, еще помчится ко мне на ночь глядя. А зачем ему зря волноваться? Позвоню и скажу, что машина мне будет нужна еще и завтра с утра, вот и все.

– Да, Виктор, ты поступаешь так, как и подобает советскому комсомольцу, – подтвердил мне Леонид Ильич. – Полковник медицинской службы Марк Анатольевич Моршанцев – отличный врач и настоящий коммунист, и ты совершенно прав, что не жалеешь сил на восстановление его здоровья. Я, знаешь, даже горд, что у нас растет такая молодежь. А то вон некоторые, страдающие политической близорукостью, иногда заявляют, что она, мол, ни к чему не способна. Глядя на тебя, прекрасно видно их глубокую неправоту. В общем, продолжай и не оглядывайся на меня, я подожду. Кстати, а почему ты до сих пор не в партии?