Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Глубоко вдохнув, Флинн протиснулась в кабинет. Едва она закрыла за собой дверь, как всё погрузилось в тишину. Мёртвую тишину, от которой у Флинн создалось ощущение, что она в мире одна. Ей казалось, что её пять минут давно истекли.
Она огляделась. Кабинет выглядел даже вполовину не так благородно, как чайный бар или классы для занятий. Всё казалось старым и изношенным – но не восхитительно изношенным, как в других местах поезда, а каким-то опустившимся. Шторы были в некоторых местах прожжены, словно Даниэль курил в окно. Папки, беспорядочно сложенные бумаги и книги в пятнах с такими странными названиями, как «Значение миространников», «Школы на колёсах» и «Павлины-фантомы», вываливались из покосившихся полок. В помещении висел тяжёлый запах чернил и сигаретного дыма. От одиночества, заполнившего здесь каждый уголок, у Флинн перехватило горло. Как же ей найти письмо в этом хаосе?!
По тонкому слою пыли она могла определить, к чему тут давно не прикасались: например, к старому бумерангу. Он был украшен так же, как бумеранг Флинн – подумать только! – но у этого по дереву переливались золотые линии, словно по резьбе струился жидкий металл. На табличке рядом было написано:
БУМЕРАНГ ПО МАГИЧЕСКОЙ ТЕХНОЛОГИИ
Специальное разрешение выдано центральным офисом Всемирного экспресса
Действие: выводит из строя на несколько часов.
На лице Флинн появилось удивление. Это объясняло, почему синьор Гарда-Фиоре отчитал её на спортивном занятии: бумеранги были оружием, обладающим магической технологией! Во всяком случае здесь, во Всемирном экспрессе.
Рядом, на письменном столе, стояла переливающаяся лампа в форме цилиндра. Это что, и есть лампа Гемфри, о которой рассказывал Касим? Флинн уже забыла, что в ней такого особенного.
Среди деловых бумаг и всяких магических мелочей её письма было не видно. В ящиках, которые она спешно открыла и обыскала, тоже ничего не нашлось. Она быстро шагнула назад – и наткнулась на пиджак Даниэля, висящий на спинке стула у письменного стола. Там что-то зашуршало… и Флинн поняла, что нашла письмо.
Из кармана пиджака она вытащила конверт вместе с серебряным ключиком. Почерк на конверте точно принадлежал её матери. Значит, она права!
Флинн ощупала конверт. Он уже был вскрыт. Разозлившись, она вынула из него лист бумаги, а пустой конверт снова сунула в карман пиджака. Затем она рассмотрела ключик. На серебряной бородке были выгравированы крошечные буковки, ярко темневшие в вечерних сумерках: «павлины-фантомы». Флинн затаила дыхание. Её взгляд метнулся к покосившимся полкам. Разве не эти же слова она только что видела на одной из старых книг?
В коридоре не смолкали голоса. Флинн решила поставить на карту всё. Если бы ей грозила опасность, Касим бы постучал.
Она подошла к полке с книгами, нашла книгу о павлинах-фантомах и открыла её. Только это была не книга – это была тяжёлая металлическая шкатулка! Ключ подошёл идеально, и крышка с шумом отскочила. От ужаса Флинн выронила шкатулку из рук. На долю секунды та, казалось, зависла в воздухе, а затем с глухим стуком грохнулась на ковёр.
Вокруг Флинн, словно сухие осенние листья, дождём посыпались на пол серые клочки бумаги.
С бьющимся сердцем она прислушалась. Снаружи не было ни звука. Но её собственный пульс грохотал, казалось, прямо под барабанной перепонкой, заглушая все остальные звуки. Она несколько раз судорожно сглотнула, чтобы успокоить пульс, и принялась быстро собирать клочки бумаги.
Уже первый клочок заставил её засомневаться. Это был узкий четырёхугольник, так обуглившийся по краям, что на руки Флинн посыпались чёрные крошки.
ВСЕМИРНЫЙ ЭКСПРЕСС
было написано на нём выцветшими буквами.
Пассажир: Генриетта Хиршкампф.
Ниже стояла дата поступления, случившегося более шестидесяти лет назад. Даты окончания не было: там, где она должна была стоять, оказалось выжженное пятно, словно кто-то потушил о неё сигарету.
У Флинн перехватило дыхание. Это был билет ученика. Билет павлина. Такой же, как и тысячи золотых и сине-зелёных билетов на потолке вагона для самостоятельных занятий.
Флинн с тяжёлым сердцем отложила билет в сторону и подняла следующий, такой же серый и обуглившийся.
Пассажир: Хинрих Ханк
– Ханк, – прошептала Флинн. – Парень, который хотел смастерить машину времени.
В голове у неё эхом прозвучал голос Касима: «и больше его никогда не видели».
У Флинн задрожали ноги, и она присела на колени рядом со шкатулкой. Лихорадочно, словно складывала какой-то очень важный пазл, она брала один билет за другим. Все серые и обугленные. Флинн пробегала глазами имена – все люди, когда-то бывшие в поезде, а потом… потом уже не бывшие.
Наконец её пальцы нашли то, о чём давно догадалось сердце.
Пассажир: Йонте Нахтигаль
На какой-то миг, длившийся целую жизнь, время остановилось. Сердце у неё больше не прыгало. В коридоре было тихо, словно за дверью мир заканчивался. Затем поезд на повороте качнуло влево, и Флинн бросило к столу Даниэля. Она видела, как на пол сыплется пепел, слышала, как щёлкают на стыках рельсы и бесконечно свистит поезд. Мир был жутким вечным двигателем.
Она взглянула на билет. В попытке держать его крепко и в то же время бережно у неё свело пальцы.
С этого билета всё и началось. Йонте связывал с ним все свои надежды. А теперь это был серый клочок бумаги, пахнущий костром, словно его мечты, сгорев, превратились в холодный пепел. Что это значило?
Её окатило волной страха. Йонте не выгнали из школы, потому что тогда бы он вернулся домой. Он не умер, потому что тогда его билет стал бы золотым. Он исчез. В самом поезде.
И не он один. Почему Даниэль это скрывает?
В коридоре хлопнула дверь.
Механически, словно она была лишь сконструированным по магической технологии устройством без сердца, Флинн принялась собирать билеты в шкатулку. Взяв билет Йонте, она замерла. За датой начала поездки в январе два года назад не следовало даты окончания. Повинуясь какому-то неясному чувству, Флинн сунула билет в карман брюк к письму от матери.
Следующий билет, который она подняла, оказался двадцатипятилетней давности. На нём стояло имя
Йетти Флорет
Йетти Флорет. Буквы врезались ей в память. В её голове голос из упнара «Не ходи, Йетти» наслоился на слова Даниэля, сказанные вскоре после этого: «Вы не возьмёте это на себя, Фей?»
Если мадам Флорет зовут Фей, то кто же тогда Йетти Флорет? Все эти эхо в голове мешали Флинн ясно мыслить. Захлопнув книгу, она стала рассматривать длинные тонкие буквы на переплёте: «павлины-фантомы».