Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Она должна выяснить, должна увидеть, что сталось с той, другой женщиной. Все-таки живая картина называлась «Освобождение матери». Но как? Как ей удалось освободиться? Женщине вдруг очень срочно понадобилось узнать, как та, другая, это сделала. Посетительница опустила в щель монетку.
Автомат загудел и ожил. Руки младенца стали ритмично подниматься и опускаться, головка механически перекатывалась то на один бок, то на другой. Ребенок плакал. Требовал. Не умолкал. Никогда. В ответ на поведение ребенка женщина в ящике закрыла уши руками и принялась качать головой. Она едва могла себя сдерживать. Не было и дня, когда она не помышляла о самоубийстве. Посетительница прислонилась лбом к прохладному стеклу и закусила губу.
С отчетливым щелчком пол развернулся на треть против часовой стрелки вопреки всем правилам, и сцена сменилась. Теперь мать стояла посреди ванной комнаты. Она использовала умывальник в качестве стола и смешивала какие-то ингредиенты – порошки и жидкости из шкафчика. Хотя самая большая бутылочка размером не превышала ноготь, женщина, к своему удивлению, сумела прочесть надписи на каждой. Капля того, щепотка другого, все тщательно перемешать в ступке. Закончив приготовление, механическая мать вылила получившийся раствор в детскую бутылочку. Стало очевидным, что за этим последует. Женщина прочла название сцены – «Находится решение». То, с каким проворством действовала механическая кукла, нисколько не поразило женщину. Она переживала личную драму. Она практически застонала в полный голос, но тут раздался щелчок, и сцена снова сменилась. Здесь будет изображена кара – земная или божественная: за свою жизнь она повидала слишком много подобных автоматов и не сомневалась в том, какая мораль ждет в конце. Но… нет. В последней сцене женщина стояла на кладбище, среди заросших сорняками могил. Плакальщики опускали в землю крохотный гроб, а механическая кукла сияла от счастья. И что это? Неужели платком она прикрывала улыбку на губах? Механическая кукла посмотрела на женщину, стоящую у ящика, прямо ей в глаза, и тогда женщина увидела в кукле себя. Счастливую. Надпись, закрепленная на соседней могиле, гласила: «Освобождение матери».
Автомат издал еще один щелчок, и взору снова предстала жуткая первая сцена. Едва гудение стихло, как женщина снова опустила монету. На этот раз, когда пришел черед второй сцены, губы ее задвигались – она запоминала ингредиенты, которые оказались в детской бутылочке.
Полиция прибыла за час до рассвета. Пока офицеры осматривали цирк и задавали множество очевидных вопросов, Кабал был с ними абсолютно вежлив. Правда, заметив среди служителей закона Бэрроу, он расстроился.
– Не знал, что вы полицейский, мистер Бэрроу, – сказал некромант и подавил зевок.
– А я и не полицейский. Просто заинтересованная сторона, – отвечал Бэрроу.
– Что ж, тогда, – Кабал обратился к сержанту, который был главным, – полагаю, я имею право попросить мистера Бэрроу уйти?
– Нет, не имеете, – заявил сержант. – Бывший детектив и инспектор Бэрроу здесь по моей личной просьбе. Он выступает консультантом по данному делу.
– Бывший детектив и инспектор? – Кабал был явно впечатлен. – Да вы разносторонний человек. «Дело». Что, собственно, за дело?
– Произошло убийство, сэр. И ужасное. Подозреваемая утверждает, что к этому причастен цирк.
– Убийство? – удивленно переспросил Кабал с совершенно невинным выражением.
– Детоубийство, если быть точным, – подключился Бэрроу. – Мать убила собственное дитя. Она утверждает, что автомат в вашей галерее показал ей, как приготовить яд.
– Боже праведный! Вы серьезно?
– Хотите сказать, вы не имели представления о том, что в вашей галерее есть подобная машина?
– Да ни на секунду. У нас нет подобного устройства. Я удивлен, что кто-то сумел сочинить столь нелепую историю. А уж тем более, что в нее поверили.
Сержант с важным видом вздернул голову:
– Мы обязаны проверить каждую зацепку, сэр.
– Конечно, я все понимаю. Чем еще я могу вам помочь? Даю слово, что в нашем цирке совершенно точно нет автомата, подходящего под ваше описание. Я никогда о таком не слышал.
– Яд, который состряпала женщина, приносит ужасные мучения. Ребенок умирал в агонии.
– Какой кошмар.
– Судя по всему, она полагала, что отраву нельзя обнаружить, – сказал Бэрроу. – Она ведь простая девушка. Думаю, по большей части она говорит правду.
– Что вы хотите сказать?
– Прошлой ночью она посетила цирк. В ту же ночь она приготовила яд и воспользовалась им. Едва ли она могла превратиться в Лукрецию Борджиа за столь короткий срок без профессиональной помощи.
– На что вы намекаете?
Сержант кашлянул:
– Галерея, сэр. Мы бы хотели взглянуть на автоматы, если позволите.
– Отлично, но вы впустую тратите свое время. – Кабал повел процессию из трех полицейских и Бэрроу в зал с игровыми автоматами.
Он снял с дверей большой замок и отступил в сторону.
– Прошу вас.
Полицейские вошли и сгрудились у входа, ожидая, когда Кабал обойдет все автоматы и откроет ставни.
При виде живых картин глаза Бэрроу загорелись, и он отправился их обследовать. Полицейские двинулись за ним по пятам. Некромант прислонился к стене и принял беззаботный вид. Бэрроу шел вдоль ряда и читал таблички. «Дом Синей Бороды», «Колодец и маятник», «При дворе Иоанна Грозного», «Спальня с привидением», «Виселица».
– Настоящий театр ужасов, мистер Кабал, – неодобрительно заметил Бэрроу.
– Людям такое нравится, мистер Бэрроу, – отвечал Кабал.
Бэрроу достиг конца ряда, где стоял накрытый брезентом автомат с прикрепленной к нему табличкой.
– Не работает? А что с ним не так?
– Не знаю. Видимо, что-то с механизмом. Я в этом не разбираюсь.
– Мы бы хотели на него взглянуть, сэр, если возможно, – подключился сержант.
– Не думаю, что в этом есть смысл. Даю вам слово, здесь нет автомата, подходящего под ваше описание. Разве этого вам недостаточно?
– Мы хотели бы лично в этом убедиться. Снимите брезент, пожалуйста.
– Думаю, мне не стоит этого делать.
– Может, и так, сэр. Все же позвольте… – Сержант резко развязал веревку и стащил брезент.
Автомат замер посреди сцены. На залитой лунным светом улице, по садовой тропинке, ведущей от дома, разгневанный муж гнался за полицейским. В окне на верхнем этаже женщина с невообразимо большой грудью изображала негодующий крик. Полицейский особенно выделялся тем, что его форменные штаны болтались где-то в районе лодыжек. Живая картина называлась «Жена наставляет рога мужу с полицейским». Лицо сержанта залила краска. Маленький полицейский в автомате был очень похож на него, и это не ускользнуло от его подчиненных констеблей. Хуже того, женщина внешне очень напоминала миссис Бленхейм с улицы Макстибл – всем было известно, что ее муж часто работает в ночную смену.