Мы идем к грозе

Книга битв

Деревья

Растительная жизнь является абсолютом существования, полным единением природы с самой собой. Растение преображает в жизнь все, к чему прикасается. Оно трансформирует свет солнца в живую материю. Оно вовсе не приспосабливается, оно порождает. Оно создает атмосферу, благодаря которой все проистекает и смешивается, не растворяясь. Оно образует текучесть, без которой нет ни сосуществования, ни встреч. Оно творит материю, которая формирует горы и моря. Оно сополагает жизнь каждого с жизнями других. Оно лежит в основе первичного мира, мира дыхания и движения, скопления туманов и творения климатов. Оно парадигма погружения в жизнь и жидкостной циркуляции всего сущего.

Мы живем в атмосфере, подумал Петрус, когда фарватер Южных Ступеней канул в туманах. Дерево в его одиночестве, неподвижности и мощи всего лишь наиболее материальное и поэтичное выражение этой очевидности, оно проводник воздуха, природный образ жизни дыхания – другими словами, жизни духа.

Камни

В небе плывут звезды, которые деревья обратят в жизнь. Именно поэтому камни и туманы соединены такой глубокой общностью, а Клара, благодаря своему детству в горах, восприняла свое искусство как мелодию камешков в ручье.

Так и сады текучих камней в ушедших туманах были именно тем, что мы сказали: основой жизни, минеральностью сердец и дорогой искупления.

Сообщество, верное Нандзену, хранило преданность последнему альянсу; волна симпатии эльфов смела, как ураган, последние следы былого одиночества в Алехандро; в Хесусе речная вода омывала рану предательств; но восхищение, которое народ туманов питал к двум молодым женщинам, потрясало их стократно.

Мария и Клара родились для романтической любви и несли на плечах бремя битвы времен. Тот, кто любим, выстоит в суровую зиму, тот, кто любит сам, черпает в своей любви силу сражаться: обе женщины узнали любовь во всех ее мыслимых проявлениях и воспринимали превратности судьбы как справедливое воздаяние за ласки и дары. Больше того, эта участь объединила их, как две ветви одного ствола, и только Клара понимала, что именно ужасает Марию; только она умела утишить ее страхи, но и только Мария давала Кларе ту силу, которая выковывает проводников, – я имею в виду полную и безоглядную уверенность, без оговорок и сомнений; я полагаю, что именно это сумасшедшее единение объясняет, как непосредственность и веселость Марии перешла к Кларе благодаря той особой форме переноса, когда наиболее сильная из двоих на некоторое время берет на себя заботу о самых ценных качествах другой. Помимо этого слияния душ, пренебрегающего разобщенностью тел, девушек роднила и необычность как крови, так и внешности, что, в силу неизъяснимой алхимии встреч, делало их дружбу нерушимой до такой степени, какой не могли себе представить ни человеческие существа, ни обычные эльфы.

Глянем на них глазами двух испанцев, которые больше не думали о том, что оставили войска Лиги, обретя уверенность, что настоящая битва развернется рядом с волшебницами ноября. Девушки прекрасны, как и все любимые женщины, но светлые волосы одной и золотистая кожа другой, их природная элегантность и породистость оставались лишь грубым отражением их невидимых чар. К счастью, Алехандро и Хесус, будучи солдатами и сыновьями поэтичных земель, желали умереть в свете солнца и видеть невидимое, обжигающее взгляды. Они хотели узнать землю, которая вырисовывалась на самой грани их восприятия – а эта невидимая земля, не имеющая ни почвы, ни границ, зовется материком женщин. То, что две девушки, рожденные в снеге и ветре, смогли вознести этот материк в такую высь, не удивит, конечно же, тех, кто прочел наш рассказ до этого места, ибо снег, ветер и туманы суть фильтры, которые выявляют тайные очертания вещей, раскрывают их вечно подвижную суть и создают их образ, неподвластный времени.

Кто знает, на что мы смотрим? – подумал Алехандро. Мы только хотим отдаться этому целиком или умереть.

Пока он размышлял, война полыхнула во всех уголках мира, и Петрус, у которого женский вопрос не вызывал затруднений, как раз в этот момент заявил:

– Враг откликается.

Если бы еще оставалась необходимость продемонстрировать все безумие Нандзэна, говорил Элий, пепел, в который скоро превратятся наши священные поля, доказал бы это самым очевидным образом. Посредством чая говорили наши мертвецы, наши века, наши предки, над которыми надругалась кучка сумасшедших руководителей с их ложным пророчеством, извлеченным откуда-то грязным бродягой, и беззаконной поддержкой иностранных наемников. Человеческие существа просто скоты, извращенный слепок с животного мира, мутация его добродетелей в пороки. Они распространяют смерть, разоряют питающие их земли и грозят уничтожением собственной планеты. Они состоят из выживших после опустошительных войн, но те не научили их пониманию ни тщетности силы, ни благотворности мира. На голод они отвечают репрессиями, на бедность всех богатством некоторых, а на стремление к справедливости угнетением наиболее слабых. Скажите же мне, безумцы, которые хотели союза с этими безумцами, не заслуживают ли они скорее смерти, и если даже случится так, что не останется ни единого человека, будет ли это трагедией для наших туманов? Я вспоминаю о том Рёане, каким он был до уничтожения чая, и плачу. Мыслимо ли, чтобы такое великолепие исчезло? На заре темные туманы проходили через наш город; на серебро рек опускалось золото небес; в тишине мы наслаждались объединяющим нас чаем; открывались фарватеры, и народ мирных душ жил без розни. Но снега Кацуры не вернутся, и мы больше не услышим ушедших. Мы будем жить на наших землях вместо того, чтобы жить в наших туманах, мы забудем ту атмосферу и ее легкость, забудем песню деревьев и согласие царств, мы будем скитаться подобно людям, в убогости и замкнутости друг для друга, потому что они всего лишь стадо, а мы по сути своей существа общинные. Действия Нандзэна вынуждают нас использовать тактику, которая вызывает отвращение у любого достойного эльфа, но мы добьемся, чтобы на полях сражений остались только храбрецы из победоносного лагеря.

Голос Элия смолк.

– Он куда лучший глашатай беды, чем был оратором во времена мира, – сказал Петрус.

– Использовать тактику, которая вызывает отвращение у любого достойного эльфа, – повторил Маркус. – Сражение будет не очень красивым.

– В памяти останется, что самая большая война всех времен была задумана и развязана эльфом, – сказал Петрус, – причем он сделал так, чтобы люди уничтожали друг друга во имя чистоты расы и осквернили мир лагерями, предназначенными для гнуснейшего преступления. А заодно вспомнится, что он сам уничтожил свои драгоценные туманы.