чего выбрался на свет дня. Твое путешествие окончено. Ты счастливчик. Жаль, что для меня все не так просто. Ах, если бы то, чего мне не хватает, что нужно, важно для жизни, можно было бы взять в руки, рассмотреть, прочитать чернильный штамп на нем. Поднять и вцепиться; чтобы это был какой-то объект, материальный, твердый – и чтобы мои страхи были столь же реальны. И ограниченны, как твои. Для тебя-то единственным страхом было не найти тот единственный конкретный и четко названный аппарат времен войны, а теперь этот аппарат найден и находится в твоей собственности, насколько мы вообще можем чем-то обладать, действительно иметь и хранить. А посмотри только, что я потерял, подумал он. Свое поместье, свою работу; и я собираюсь навсегда отказаться от земной поверхности. Чтобы не последовать за Верном Линдбломом. Потому что я знаю, что это сделал Дэвид Лантано. Я знал это с той самой секунды, когда Лантано признал, что у него есть та оружейная сборка. С теми составляющими, которые всем нам так хорошо известны: скоростным – или, как в случае Верна, низкоскоростным – автономным дротиком с цианидом. И вовсе не ржавая, а вполне рабочая… как и та машина, что дотянулась до сердца Верна Линдблома.

Абсолютно новая, сказал Лантано. Вытащенная напрямую из военных лет, тринадцатилетней давности, при помощи машины времени Лантано. И эту ловушку надо поставить в моем офисе, чтобы убить Броуза точно так же, как был убит Верн; да, это будет мгновенное и безболезненное, но все же убийство – так же, как и я убил четверых коммандос Фута. Но так обстоят дела. А я ухожу. Спускаюсь. Если смогу.

– Вы возвращаетесь в свой танк? – спросил он Николаса.

– Немедленно. Чем меньше старик Соуза пробудет в заморозке, тем лучше; всегда есть какая-то вероятность повреждения мозга. Я оставлю тут лиди Лантано, чтобы они продолжали раскопки, достали все остальное; думаю, что Лантано с Футом могут поделить добычу или как-то иначе прийти к соглашению.

– Да, – сказал Адамс, – похоже, что они умеют договариваться. Фут предоставил карту, а Лантано – лиди и оборудование для раскопок. Они точно найдут способ разделить сокровища.

Что самое поразительное, подумал он, так это то, что ты получаешь свою поджелудочную просто так. Они ничего не попросили взамен. Так что они не такие уж плохие люди в обычном, повседневном смысле: они вместе, Фут и Лантано, с достоинством и милосердием предоставили тебе возможность получить то, чего тебя лишил Броуз – и всех остальных на свете, – то, что он припрятал для себя. Броуз – вот у кого абсолютно не было милосердия.

– Я думал, что вы планировали повстречаться с ними в Нью-Йорке, – сказал Адамсу Николас.

– Они обойдутся без меня. – Альфа-ритм мозга Броуза они могут получить у Мегавака 6-V; рано или поздно они догадаются это сделать, когда Адамс не появится, – и, вероятнее всего, уже так и поступили. И если они не смогут установить дротик в его кабинете, если они даже с инструментами и навыками Фута не справятся со сложным замком в двери, то они могут – и сделают это – найти подходящее место в коридоре, который является единственным проходом в офис, по которому Стэнтон Броуз вынужден будет пройти, чтобы туда попасть. Он знал, интуитивно чувствовал на глубочайшем уровне, уверенно, что Фут совместно с Лантано каким-то образом найдут возможность справиться.

Они, впрочем, никогда не забудут того, что он не прибыл на встречу. Если они не убьют Броуза, то этот старый полубезумный кусок жира, без сомнения, уничтожит их, и, вероятно, Адамса тоже; а если убьют – что ж, возможно, когда-то позже, когда им будет удобно, когда Фут и Лантано, особенно Лантано, придут к власти, они выследят его. Для мести будет более чем достаточно времени. И в конце концов, в любом случае, она его настигнет. Каким бы ни был результат ловушки, которую в данный момент устанавливали в коридоре или офисе Агентства, по адресу Пятая авеню, 580, Нью-Йорк.

– А вы сказали Лантано, из какого именно танка вы вышли?

– Черта с два, – ответил Николас. – Мой долг защищать людей там, внизу; у меня есть жена и младший брат… – Он осекся. – Я сказал тому бывшему танкеру в руинах Шайенна. Джеку Блэру. – Он пожал плечами с фатализмом. – Но Блэр, скорее всего, не вспомнит; они все там, в руинах, выглядят немножко не в себе. – И на удивление трезво продолжил: – Я избранный президент своего танка. На мне огромная ответственность. Вот почему именно меня послали на поверхность, чтобы раздобыть этот артифорг. – С этими словами Николас повернулся и двинулся к стоящему флэпплу.

Адамс спросил:

– Можно мне с вами?

– Со мной? – Николас выглядел удивленным, но мысли его явно были далеко; его сейчас больше всего заботил артифорг – сам предмет и задача его безопасной доставки в свой танк. – Вы хотите спуститься вниз со мной – вы об этом? Но зачем?

– Я хочу спрятаться, – просто ответил Адамс.

После паузы Николас произнес:

– Вы имеете в виду Лантано.

– Я имею в виду абсолютно всех, – ответил Адамс. – Они убили моего единственного друга; и они убьют меня. Но если я буду внизу и они не будут точно знать, в каком из танков, то, может быть, если ваш политкомиссар не донесет…

– Мой политкомиссар, – без выражения сказал Николас, – прибыл с поверхности, из Эстес-парка, уже после окончания войны. Он знал. Так что в «Том Микс» не будет никакого больше политкомиссара. По крайней мере, этого точно.

Еще одна смерть, понял Адамс. И тоже «необходимая». Как и любая другая, как и моя, когда-нибудь. И тем не менее это правило, эта необходимость существовала всегда, и для всего живущего. И у нас здесь всего лишь частный случай, всего только ускорение природного, естественного процесса.

– В общем, да, конечно, – сказал Николас. – Добро пожаловать. Из того, что вы сказали там, в поместье Лантано, я понял, что вы чертовски несчастны, для вас тут просто ад.

– Ад, – эхом откликнулся Адамс. Да, это было буквально место, где горят мертвецы; средоточие костров, мерцания огней, выжженная, испепеленная почва, ямы, все это подытоженное и вызванное той войной тринадцать лет назад – и он прожил все, сперва в испепеляющем огне самой войны, а потом в ее иной, более поздней форме, форме холодного и подступающего тумана, а потом еще раз в ее ужасном, обжигающем виде; воспламеняющим его, заполняющим его новым, на этот раз абсолютно новым страданием: с того самого момента, как он узнал о смерти Верна