Он запнулся. – Ну, мы чувствовали, что должны быть тут. Ну типа как бы официально присутствовать. Приветствовать вас. – Он в замешательстве уставился вниз. – Даже если артифорга не было бы. Просто потому что вы попытались.

– Жизнью рисковали, – поддержал его Йоргенсон.

– Под угрозой того, что вы, ребята, меня взорвете, – ехидно напомнил Николас, – и жену мою вместе с братом заодно.

– Может, и так, – сказал Йоргенсон, – но все же вы пошли и принесли что нужно, а могли бы просто высунуть голову наружу, тут же заползти обратно и сказать: извиняйте, не вышло. Вы так не сделали. А ведь мы даже не смогли бы ничего доказать, если б вы не стали пытаться.

Все они сейчас выглядели смущенными. Скорее даже виноватыми, подумал Николас. Стыдящимися тактики запугивания, при помощи которой они заставили его выйти. А теперь, понял он, их президент вернулся с артифоргом; старого Мори Соузу удастся оживить и вернуть к своим обязанностям. Наш выпуск лиди возобновится, и мы будем выполнять наши квоты. Вот только их президент танка теперь знает правду. Он не знал ее, когда покидал убежище, поднимался по туннелю, выбирался на поверхность земли – чтобы узнать то, что комиссар Дэйл Нуньес знал все это время.

Ничего удивительного, что Нуньес настаивал на том, чтобы все использовали лишь официальные каналы – то есть обращались только через него. Чтобы не устанавливали прямой связи с миром наверху.

Ничего удивительного, что в каждом танке обязательно должен был находиться политкомиссар.

Всегда считалось очевидным, что политкомиссар выполняет какое-то важное задание для кого-то – и считалось, что для правительства Эстес-парка. Но лишь побывав на поверхности лично и вернувшись назад, он понял наконец, насколько важное задание и для кого конкретно, для чьей выгоды.

– Окей, – сказал Николас комитетчикам; он отпустил дверную ручку, оставив попытки открыть дверь. – А что Кэрол планирует дальше? Какой-то процесс обеззараживания? – Чтобы истребить бактерии, микробов и вирусы, которых, как он теперь знал, не существует; его подмывало рассказать обо всем прямо сейчас, но он сдержался. Вопрос выбора момента; он понимал, что момент должен быть предельно точным. Здесь нельзя было оплошать, потому что реакция могла оказаться слишком бурной. Гнев, оправданный, – слишком яростным. Они рванутся наверх по главному стволу шахты, по вспомогательным стволам, вырвутся со своими самодельными лазерными пистолетами… и опытные обстрелянные лиди перебьют их всех, как только они появятся наверху. И все для нас закончится.

Йоргенсон сказал:

– Мы уже сообщили Кэрол по интеркому, что это вы; она вот-вот должна прибыть. Потерпите. Соуза в глубокой заморозке; он подождет еще час. Она подсадит ему поджелудочную примерно в полдень. Нам тем временем предлагается полностью раздеться и сложить нашу одежду, а потом за дверью нас будет ждать та камера, что мы собрали в мастерских; мы пройдем через нее голые один за другим, и там будет дезинфицирующий душ из разных типов…

Адамс сказал Николасу:

– Я никогда, я просто никогда не представлял себе, насколько полно они приняли все это. Невероятно. – Он выглядел абсолютно потрясенным. – Мы думали об этом – ну скорей как о принятии разумом. Но вот так… – Он махнул рукой.

– Да, верят на полную, – кивнул Николас. – На каждом из эмоциональных уровней. Включая и самый глубокий из них, базовый животный страх. – Он начал раздеваться, делать было нечего. Пока не настанет момент рассказать им, выбора не было; нужно было пройти все ритуалы.

Адамс тоже стал наконец расстегивать рубашку, словно его подтолкнуло далекое отражение от какого-то смутного и неопределенного источника.

29

В тот же день в час дня Кэрол Тай выполнила – успешно – операцию по вживлению поджелудочной железы все еще замороженному мертвому Мори Соузе, а затем с использованием самого драгоценного медицинского оборудования танка восстановила его кровоснабжение, сердечный ритм и дыхание; сердце заработало само, и тогда один за другим искусственные стимуляторы были осторожно и профессионально отключены.

Следующие несколько часов были критическими, но кардио– и энцефалограммы показывали, что процессы в организме протекают нормально; у старого Соузы появился шанс – очень хороший шанс – выбраться из этого и прожить еще несколько полноценных и очень нужных лет.

Ну что же, Николас, долго стоявший у изголовья старого механика и наблюдавший, как контролирующие его состояние медицинские аппараты извергают длинные ленты, наконец отвернулся, успокоившись.

Настало время для него еще раз повстречаться со своей маленькой, живущей в тесноте семьей – в их соседних ячейках с общей, что ни день оспариваемой ванной комнатой. И еще раз он продолжит прежнюю жизнь танка.

На какое-то время.

А потом, сказал он себе, в одиночку проходя по коридору клиники и спускаясь на пандус, ведущий на его этаж, жилой этаж, прозвучат трубы, и – нет, не мертвые, но обманутые – восстанут. Не сказать, чтобы неуязвимые, к сожалению, но весьма смертные, тленные и очень злые.

Гнездо разъяренных ос, что поднимаются для атаки. Первым будет этот танк, но мы установим контакт и с соседями и сообщим им тоже. И скажем: передай дальше! Пока не узнают все. И в конце концов это станет всемирной сетью разозленных ос; и если они все взмоют в воздух одновременно, то никакая армия лиди их не остановит. Лишь некоторых. Может быть, треть. Но не более.

В любом случае все зависело от телепередач в ближайшие сутки. От того, что скажет им Тэлбот Янси, настоящий или воображаемый.

И сначала он дождется этого.

И кто это будет, Броуз или Лантано? Кто на этот час выжил и остался у власти, а кто погиб?

Следующая речь Янси, следующий материал для чтения подскажет ему. Вероятнее всего, первые же десять слов с экрана.

А кого, спросил он у себя, подходя к дверям своей крохотной ячейки, мы бы предпочли? Адамсу наверняка виднее, чем мне; Дэвид Лантано был добр ко мне, позволил получить артифорг. Но его лиди до этого чуть не убили меня… и убили бы, если бы он сам в своем старшем, более бледнокожем облике Янси не вмешался. А может быть, что-то иное возникло там или возникнет со временем; не Лантано и не Броуз, а новая группировка – Джозеф Адамс выдвинул такое предположение, пока они вместе раскапывали туннель, – новый союз между Уэбстером Футом с его всемирной полицейской структурой и Луисом Рансиблом с его громоздкой, сверхгигантской, разросшейся экономической империей. Союз, противостоящий Агентству с его армией лиди, многие из которых старые, битые волки, помнящие войну и готовые подраться вновь по любому поводу… под командой Стэнтона Броуза или Дэвида Лантано.