Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я постучала в дверь Ратко. Богатырь открыл практически сразу — видно, не спалось после всех происшествий.
— А, стрекоза… Поговорили? — подмигнул он мне.
— Ты можешь собрать всех в столовой? — сразу перешла к делу я. — Лель хочет кое-что сказать.
— Так быстро сговорились? — притворно удивился волшебник, немного повеселевший после того, как смог поделиться с кем-то своей бедой. — Может, и до свадебки недалеко?
Я ткнула насмешника в бок и чуть не сломала палец.
— Так можешь или нет? — Ратко даже примерно не представлял себе, до чего мы с Лелем договорились, вернее доругались.
— Да могу, конечно. Если кто уже и спит, из любопытства все равно спустится. Не намекнешь?
Я покачала головой.
— Ну и ладно, принцесса интриг. Только к Весеню сама зайди, а то я когда тебя слышу, у меня на сердце все равно что та куница скребет. Вылечит, я договорился.
— Вот спасибо, благодетель, — издевательски поклонилась я.
— Лихо ты нас всех обрабатываешь, — вдруг сказал Ратко.
— Что?
Обрабатываю я их, видите ли. За мою обработку люди деньги платят, а этим юнцам ценные услуги достались даром — в комплекте, так сказать, — и то ерничают.
— Ничего. Беги давай. Олега с Чингисом тоже звать?
— Ни в коем случае. — Мне было очевидно, что взрослые в таком деле только помешают.
Весень тоже еще не спал; открыл дверь, пропустил меня внутрь.
— Как голова? — первым делом спросил он и потянулся руками к моей скуле, покрытой зеленой мазью.
— Все хорошо. Не трогай — испачкаешься, — проскрипела я, уклонилась и подняла подбородок. — Я из-за горла.
— Как вы так с Ратко умудрились? — подозрительно спросил волшебник.
— Дурное дело нехитрое. Зато он теперь властелин не только холода и огня, но еще ангины, бронхита и воспаления легких.
Целитель нахмурился, не оценив шутки, и с явным удовлетворением положил мне руку на горло.
— Я больше не буду, — хрипло пообещала я.
Неожиданно уголок бледных узких губ Весеня слегка приподнялся вверх — это была даже не тень улыбки, а только намек на ее возможность.
— Молчи уж, — без былой неприязни посоветовал парень.
И я замолчала, ощущая, как приятное тепло разливается по моему горлу и словно бы начинает покалывать. Когда покалывание прошло, целитель удовлетворенно кивнул и на всякий случай взял меня за запястье. Я уже успела привыкнуть к этому жесту, понимая, что так юный волшебник оценивает состояние человека.
Брови Весеня снова начали сходиться на переносице, обозначая какую-то трагическую и в то же время недоуменную складку.
— Можно мне тебя кое о чем спросить?
— Можно, — благосклонно разрешила я, — только давай не сейчас. Лелю нужно, чтобы ты спустился в столовую. Все уже должны были собраться.
— Для чего? — с подозрением спросил целитель.
— Вот у него и узнаешь.
В столовой, несмотря на поздний час, собрались все. Сонных лиц не было, любопытство бодрило не хуже имбирного чая. Мы с Весенем зашли последними.
— Что происходит? — строго спросила Белоника.
Я огляделась в поисках Леля, но, не обнаружив его в комнате, попятилась к двери.
— Сейчас…
Представляю, насколько сложно мальчику выйти к своим сверстникам с ошеломляющим признанием. Не хотелось бы и дальше играть на мужском самолюбии, но, очевидно, презрительный взгляд такой малявки, как я, действует куда убедительнее, чем все советы Вольги.
Выскочив за дверь, я уперлась носом прямо в рубаху Леля. Похоже, «мальчик» и не думал идти на попятный — зря я назвала его трусом, дело было не в трусости или не совсем в ней.
— Довольна? — попытался пристыдить меня он.
— Очень, — призналась я, хотя в душе волновалась так, будто раскрываться перед всеми предстояло вовсе не ему.
— В их жалости будешь виновата ты.
Хитрый ход и попытка сыграть на чувстве вины.
— Это твое решение, я только подтолкнула…
Лель сердито отодвинул меня и вошел в столовую. Я поспешила следом.
То, что я была за спиной юноши, дало мне возможность увидеть остальных волшебников его глазами: повернутые вопросительные лица, недоверчивые глаза, любопытство, сомнение и прочие эмоции, в которых уже не было времени разбираться.
Я не знала, как начнет говорить Лель, какие слова подберет. Поведает ли ту же сказку или она предназначалась только для меня? Но он с мальчишеской категоричностью и поспешностью вовсе не стал ничего говорить: прикоснулся к своему лицу, убирая иллюзию, и стал ждать реакции остальных.
По гладкой смуглой щеке Надиры катилась слезинка, ее маленькие прозрачные товарки уже давно проторили перед ней дорожки за то время, пока Лель кратко и сухо, совсем не так, как давеча, рассказывал свою историю. Юноша не смотрел куда-то вдаль, на стену или в пол, он переводил глаза, в которых читался упрямый вызов, на лица молодых волшебников.
«Ну вот — настоящий княжич! — подумала я. — Как бы не пожалел потом его отец о выборе наследника».
Не знаю, к какой реакции готовился Лель, но наверняка подготовка была впустую.
Ждан и Буреслав пораскрывали рты. В глазах всех девочек, кроме, пожалуй, Нины, стояли слезы. На лице Белоники читалась жалость. Надира замерла в безмолвном потрясении. Морошка сопереживала всей душой. Она пошевелилась первой из ребят, едва Лель закончил свой рассказ, в три прыжка оказалась рядом с ним и обхватила своими маленькими ручками.
От неожиданности парень смутился. Вся защитная надменность сбежала с него в мгновение ока, он растерянно оглянулся на меня, затем неуверенно улыбнулся и положил ладонь на голову девочки.
— А ну-ка, Ягодка, подвинься, — угрожающе пробасил Ратко. Стоило Морошке отойти в сторону, как ручищи богатыря вцепились в ворот рубахи Леля. — Это так ты с нами дружишь? Так нам доверяешь?!
При каждом слове великан все выше и выше поднимал за грудки Леля и скоро поравнялся с ним нос к носу; казалось, гнев его был много сильнее, чем потрясение от вида отталкивающей внешности друга.
— Отойди, — вмешался Весень, каким-то чудом умудряясь подвинуть внушительного Ратко своим худосочным плечом. — Дай мне его сначала осмотреть, душу вытрясем позже.
— Я думала, ты что-то интереснее скажешь, — протянула Нина, поигрывая хвостом фиолетового тигра.
Лелю неожиданно стало некогда переживать о реакции товарищей, так как от этой реакции уже надо было отбиваться.
— Подожди, не надо меня осматривать, я не вчера лицом об лед приложился, — отбивался от целителя скрытный отпрыск княжеского рода.