– А потом началась война, и вы его закопали из тех же самых соображений?

– Угадал с первой попытки, – она передернула плечами. – Сейчас это, наверное, звучит по-детски, но тогда мы все были здорово сердиты. Не знаю, поймешь ли ты, каково это – видеть, как все результаты твоих исследований, все теории, которые ты разработал, летят в мусорную корзину, потому что ты занял неправильную политическую позицию.

В моей памяти промелькнуло воспоминание об Инненинских слушаниях.

– Да, звучит знакомо.

– Думаю… – она заколебалась. – Думаю, повлияло еще кое-что. В ночь, когда мы впервые открыли портал, у нас сорвало крышу. Отвязная вечеринка, много всякой химии, много всяких разговоров. Все размечтались о профессорских званиях на Латимере; мне прочили титул почетного деятеля науки Земли за общий вклад, – она улыбнулась. – По-моему, я даже произнесла благодарственную речь. Эту часть вечера я помню плохо, и уже со следующего утра.

Она вздохнула и стерла улыбку с лица:

– Утром мы начали мыслить трезво. Начали прикидывать, что произойдет на самом деле. Мы понимали, что если отчитаемся о находке, то утратим над ней контроль. Гильдия пришлет мастера с правильными политическими взглядами, управление проектом перейдет к нему, а нас одобрительно похлопают по плечу и отправят по домам. Нет, мы, конечно, выйдем из академического забвения, но за определенную цену. Нас начнут печатать, но только после тщательной выверки, чтобы не допустить слишком частых упоминаний Вычинского в тексте. Начнут давать работу, но никакой независимой основы. Консультирование, – она скривилась, как будто это слово имело дурной вкус, – на чужих проектах. Нам будут хорошо платить, но это будет плата за молчание.

– Лучше, чем никакой.

Она состроила гримасу:

– Если бы я собиралась быть второй лопатой при каком-нибудь чисто выбритом, политически правильном мудиле со вдвое меньшим, чем у меня, опытом и квалификацией, я бы пошла работать на равнину, как все прочие. Единственная причина, по которой я вообще находилась на побережье, это желание вести собственные раскопки. Иметь возможность доказать истинность того, во что я верю.

– А прочие испытывали такие же сильные чувства?

– Под конец да. Изначально они пошли ко мне, потому что нуждались в работе, а в то время больше никто скребунов не нанимал. Но пара лет пренебрежительного отношения меняет человека. А большинство из них были молоды. Молодость дает энергию для гнева.

Я кивнул:

– Найденные нами в сетях тела могли принадлежать кому-то из них?

Она отвела взгляд:

– Полагаю, да.

– Сколько было людей в команде? Тех, которые могли бы сюда вернуться и открыть портал?

– Не знаю. Всего человек шесть из них имели квалификацию Гильдии; двое или трое могли бы действительно попытаться. Арибово. Может быть, Вэн. Дхасанапонгсакул. Они все были крепкими профессионалами. Но самостоятельно? Работая по нашим записям, действуя вместе? – она покачала головой. – Я не знаю, Ковач. Тогда… все было по-другому. Мы были командой. Я не имею ни малейшего понятия, что будут представлять из себя эти люди в других обстоятельствах. Ковач, я даже уже не знаю, что буду представлять из себя я.

Ее фраза вызвала в воображении неуместное воспоминание о нашем купании в водопаде. Свернувшись кольцом, воспоминание угнездилось внизу моего живота. Я стал нащупывать обрывок предыдущей мысли.

– Ну, в архивах Гильдии в Лэндфолле должна быть информация об их ДНК.

– Да.

– И мы можем сравнить ее с образцами, взятыми из костей…

– Да, знаю.

– …но получить эту информацию отсюда будет непросто. И, откровенно говоря, я не понимаю, чего это поможет достичь. Мне не очень интересно, кто они такие. Я просто хочу понять, каким образом они оказались в сетях.

Она поежилась.

– Если это они… – она помолчала. – Я не хочу знать, кто это, Ковач. Я переживу без этого знания.

Я захотел протянуть к ней руки, преодолеть небольшое расстояние, отделявшее наши стулья друг от друга, но Таня внезапно показалась мне столь же суровой и таинственной, как та вещь, которую мы собирались открыть. Я не мог придумать, до какой части ее тела я мог бы дотронуться, чтобы мое прикосновение не выглядело назойливым, откровенно сексуальным или попросту нелепым.

Момент прошел. Растаял.

– Пойду посплю, – сказал я, поднимаясь. – Советую тебе сделать то же самое. Сутьяди собирается начать с рассветом.

Она рассеянно кивнула. Ее внимание было занято чем-то другим. Возможно, она стояла лицом к лицу со своим собственным прошлым.

Я оставил ее в одиночестве посреди обрывков бумаги с техноглифами.

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЕРВАЯ

Я проснулся, чувствуя себя разбитым – то ли от радиации, то ли от антирадиационных препаратов. Из окна баббл-тента сочился серый свет, из головы выскальзывал недосмотренный сон…

Видишь, Волк «Клина»? Видишь?

Могильер?

Остатки сна окончательно развеялись, изгнанные звуком энергичной чистки зубов, доносящимся из ниши умывального отсека. Повернув голову, я увидел Шнайдера, он одной рукой вытирал волосы полотенцем, а другой наяривал электрической зубной щеткой.

– Доброе утро, – пробубнил он сквозь пену.

– Доброе, – я сел на койке. – Который час?

– Пять с небольшим, – он пожал плечами, словно извиняясь, и обернулся к раковине, чтобы сплюнуть. – Сам бы еще повалялся, но Цзяну приспичило заняться боевыми искусствами, а я чутко сплю.

Я наклонил голову, прислушиваясь. Нейрохимия донесла до меня звуки тяжелого дыхания и периодических резких хлопков свободно сидящей одежды, раздающиеся за стенкой из синтбрезента.

– Вот ведь долбанутый, – пробурчал я.

– Эй, так он тут не один такой. Я думал, это необходимое требование. Половина тех, кого ты нанял, долбанутые.

– Угу, но, похоже, только один Цзян из всех страдает от бессонницы, – я выкарабкался из койки, хмуро отметив, сколько времени потребовалось боевой оболочке, чтобы полностью проснуться. Может быть, именно с этим и пытался бороться Цзян Цзяньпин. Повреждения оболочки – неприятное напоминание, и, как бы слабо они ни проявлялись, предвещают грядущую смерть. Даже незначительные болевые ощущения, которые начинаешь испытывать по мере ее старения, включают в мозгу дисплей с обратным отсчетом. Время пошло. Тик-так.

Шрр-хлоп!

– Хайййиии!

– Ну да, – я с силой надавил на глаза пальцами. – Вот теперь я проснулся. Тебе щетка еще нужна?

Шнайдер вручил ее мне. Я взял из диспенсера новую насадку, включил и шагнул в душевую нишу.

Проснись и пой.

* * *