жалкие подобия. Недоумки. Вот почему Верховский был вынужден руководить ими.

–  Он мог сбежать вместе с остальными, – предположил Гоголь.

– Такие звери свое логово просто так не бросают. Он наверняка оборудовал тайное убежище на такой случай. Пока тебя ищут по всей Бессарабии, ты сидишь себе в подполье и посмеиваешься в манжету... Стоп!

Гуро резко остановился. Гоголь подпрыгнул на месте.

– Что такое? – спросил он, рыская взглядам вокруг.

– В подполье, – повторил Гуро задумчиво. – Знакомы ли вы с молодым графом Константином Толстым, Николай Васильевич?

– Жуковский упоминал при мне о нем, – припомнил Гоголь. – Граф приставлен к наследнику престола в качестве товарища для игр. Но лично я не имел чести быть представленным ему. А что?

– Прелюбопытный юноша, доложу я вам. Тяготеет к мистике. Когда решался вопрос о том, допускать его к царевичу или нет, я пообщался с ним по долгу службы. Не помню почему, но зашла у нас речь о детских страхах. Так вот, граф признался мне, что однажды столкнулся с самыми настоящими упырями. Днем они укрывались в подполье от солнечного света, а по ночам творили свои черные дела.

Настал черед Гоголя повторить:

– Подполье...

– Ну конечно, мой друг, – кивнул Гуро. – В подвале следует искать. Внизу.

Они разошлись по разным коридорам и принялись внимательно осматривать пол, иногда топая или поддевая доски. Гуро использовал для этого трость, а Гоголь вооружился кочергой. В одной из комнат его насторожил необычный холод, поднимающийся от пола. Наклонившись, он увидел пушки инея на плинтусе. От двери до круглого стола в центре комнаты тянулась вереница грязных следов, неоднократно наложенных друг на друга. Отпечатки ног были самые разные: оставленные лаптями, сапогами и даже женскими башмачками. Под столом следов не было. Вокруг – тоже.

– Яков Петрович, – позвал вполголоса Гоголь, высунувшись из двери. – Сюда идите!

Он призывно замахал рукой.

Пройдясь по комнате, Гуро попробовал сдвинуть стол, но тот стоял, как вкопанный. Не получилось его и повернуть.

– А если так?

Подходя к столу с разных сторон, Гуро пробовал его накренить на себя или от себя. Четвертая попытка увенчалась успехом. Стол откинулся вместе с люком, к которому был намертво приделан. Из черной дыры потянуло ледяным холодом.

– Как вы догадались? – спросил Гоголь.

– Стол был совершенно пуст, – пояснил Гуро шепотом. – Ни ваз, ни подсвечников. Ну и следы. Вы ведь тоже все это видели, Николай Васильевич. Где же ваша писательская наблюдательность? Ладно, зажигайте свечу, и будем спускаться. Тут лестница.

Пересчитав ногами тринадцать ступенек, Гоголь присоединился к товарищу, шедшему первым. Неудивительно, что из подземелья тянуло таким холодом. Помещение, в котором очутились наши герои, состояло из отсеков, в каких обычно хранят картошку, свеклу и капусту. Но эти отсеки были завалены кусками льда, поверх которых распростерлись окоченевшие мертвецы – в основном мужчины в возрасте от двадцати до сорока лет, хотя попадались и женщины, и даже дети. Ближе ко входу лежали мужики с огнестрельными ранениями в голову и грудь, как определил Гоголь, опустив свечу ниже.

Опознав одно тело, Гуро воскликнул:

– Ба! Наш старый знакомый – исправник Туков. Я целил ему в лоб, а попал в глаз. Надеюсь, он остался на меня не в обиде. Я прав, господин исправник?

– Ах, оставьте эти ваши шуточки, Яков Петрович! – нервно попросил Гоголь. – Не забывайте, где мы находимся. Смерть требует если не сочувствия, то хотя бы уважения.

– Кому я готов посочувствовать, так это нашему незадачливому кучеру, – сказал Гуро, переходя к следующему отсеку. – Впрочем, не очень сильно. Трусом оказался Федор.

– Кто не боится мертвецов и нечистой силы...

– Я не боюсь, Николай Васильевич. Страх – плохой советник.

Гоголь подумал, что тайный советник кривит душой, но не стал указывать ему на это. Пусть бахвалится. Для некоторых людей весь смысл жизни состоит в том, чтобы скрывать свои недостатки и выглядеть героем в глазах окружающих. Не самое плохое качество, между прочим. Именно такие люди часто совершают подвиги.

– Не понимаю, зачем им понадобилось тело без головы, – пробормотал Гоголь, поглядывая на мертвого Федора краешком глаза.

– У нападавших был - приказ забрать все трупы, что они и сделали, – пояснил Гуро. – Меня другое интересует. Где оживление проводилось? Не в этом же леднике, тут у меня уже зуб на зуб не попадает.

– Сюда, Яков Петрович! Я нашел дверь. Только она заперта изнутри...

– Посторонитесь, Николай Васильевич. Подержите-ка пистолет.

Гуро выбросил клинок из своей замечательной трости и принялся возиться в щели. Раздался скрежет металла.

– Дверь заперта на задвижку изнутри, – прошептал Гуро. – Зверь в норе. Давайте сюда пистолет.

Стрелять не пришлось. В помещении, куда проникли товарищи, не было ни души. Там было что-то и от больницы, и от химической лаборатории, и от музея, и даже от библиотеки. У Гоголя глаза разбежались при виде такого обилия неизвестных и просто любопытных предметов. Множество колб и реторт, старинные фолианты на полках, черепа, хирургические инструменты, сушеные рептилии, удивительные округлые растения с колючками, стол из блестящего железа, стеклянные трубочки, весы, станки, штативы, скелет, макет человеческого, тела с тщательно вылепленными и раскрашенными внутренностями – чего там только не было. Гуро повертел тонкое колесо со спицами и пригнулся от неожиданности, когда под потолком вспыхнул нестерпимо яркий свет, заключенный в грушевидном стеклянном сосуде, который был подвешен к потолку на витой веревке. По мере того как колесо останавливалось, свет тускнел и приобретал все более красноватый оттенок, пока совсем не погас.

– Алхимия, – пояснил Гуро, делая вид, что не испугался света в банке.

– Здесь Верховский воскрешал мертвецов, – сказал Гоголь. – Смотрите, на столе кровь.

– Где же он сам?

– Вы уверены, что он здесь, Яков Петрович?

– Хотите убедить меня, что на задвижку закрылся этот субъект?

Гуро прикоснулся к плечу скелета, у которого качнулась нижняя челюсть, подвешенная на скобах.

Гоголь еще раз раскрутил чародейское колесо. Помещение осветилось.

– Дверь! – тихо произнес Гоголь, показывая пальцем.

Аркообразная дверца была столь низкой и неприметной, что при свете свечи, по всей вероятности, осталась бы незамеченной.

Гуро потолкал ее ногой, держа перед собой пистолет.

– Открывайте, Адам Мирославович! – громко произнес он. – Пришло время нам познакомиться поближе.

За дверью промолчали, Гуро подмигнул Гоголю и сказал:

– Николай Васильевич, достаньте из