«Пётр всю свою жизнь куда-нибудь ехал, так как принципиально не мог усидеть больше нескольких дней на одном месте; а управлять государством, будучи всё время в дороге, во всяком случае, в то время, было просто невозможно. Это подтверждают иностранцы, путешествовавшие с Петром: они писали, что не понимают, когда русский царь управляет государством, они целыми днями или даже неделями неотлучно находились возле него и ни разу не видели, чтобы он занимался какими-то государственными делами» (Солоневич).

«Неудачность Крымских походов (Василия Голицына, предшественника и противника Петра. – И. Ш. ) сильно преувеличена, чтобы поднять престиж Азовских походов Петра.

А сам Пётр в тех Азовских походах потерял половину всей армии и получил лишь выход ко внутреннему Азовскому морю…»

Солоневич в книге «Народная монархия», часть 5 «Пётр Первый», пишет о военной реформе:

«На путь этой реорганизации стал уже Грозный. За несколько лет до воцарения Петра – в 1681 году – из 164 тысяч московской армии – 89 тысяч , т. е. больше половины были переведены на иноземный строй, т. е. были превращены в регулярную постоянную армию. Как видите, “реформа” проводилась и без Петра. При Петре она была, во-первых, снижена и, во-вторых, искалечена…»

Этот ряд основательных обвинений можно длить до бесконечности. Потому-то я и предлагаю применить «экзамен войны», считать именно её результаты итоговой оценкой.

Пётр действительно был не совсем нормальный человек, после стрелецких бунтов стал… по русскому выражению, припадочный . Можно сколь угодно живописать его поведение, и я могу даже пополнить копилку ярких петровских ошибок одним очень существенным фактом, упущенным его обвинителями. Как биограф рода Голицыных, автор книги о них, я отыскал этот факт среди достоверных, но недооценённых, забытых из Северной войны. Узнав о нём (будет приведен позже), читатели или слушатели на конференциях или телепередачах, даже вполне квалифицированные специалисты выказывали огромное удивление, желание перепроверить.

Но важнее привнести в набор петровско-антипетровской фактуры объективный критерий. Внимательный читатель и сам, наверное, заметит в вышеперечисленных книгах подозрительный перекос в пользу глаголов несовершенного вида в ущерб, соответственно, виду совершенному. То есть в основном это – « как делал» (глупо, непоследовательно, имитируя, бестолково мечась…) и гораздо реже – « что сделал ».

Итак, что было Петром сделано безусловно и зафиксировано прочно на картах мира.

Крымское ханство даёт прекрасную базу для сравнительного анализа. Войдя, по определению Гумилёва, в стадию «гомеостаза», состояния равновесия со средой обитания, Крымское ханство замечательно тем, что более 200 лет ставило перед Россией задачу с одними и теми же «изначальными условиями». Со времён Ивана Грозного и до времён Екатерины II всегда выставляло армию 100–150 тысяч человек. Вооружение и тактика тоже оставались практически неизменны.

Русская, ДОпетровская армия по удельной боеспособности была примерно равна крымской. И если основные наши силы бывали задействованы, допустим, в Ливонии, то крымчане Девлет-Гирея доходили и до Москвы. И поражение русской армии под Конотопом в 1659 году историки объясняют (извиняют) подходом крымской армии к гетману-изменнику Выговскому. Объединённое казацко-татарское войско численностью 40–43 тысячи человек разбило 36 000-тысячную русскую армию Трубецкого. Показательно, что к нашему командующему не было тогда претензий, а командовавший арьергардом «немец» (датчанин) полковник Николай Бауман (Бодман) был произведён в генералы, и с этого сражения началась его российская слава. Да и сегодняшние наши историки извиняют поражение численным перевесом казацко-крымской армии…

Россия была на подъёме и со временем получила возможность наращивать численность армии (качественное соотношение сохранялось!), теснить крымского хана. НО: сам Крым был принципиально недоступен, что доказали в том числе и два похода Василия Голицына в 1687 и 1689 годах.

(Для точности упомянем, что казаки делали лёгкие набеги, наскоки с моря на Крым, и однажды, во время помощи Вишневецкому, к ним присоединился небольшой отряд Даниила Адашева.)

Татарская конница, 100–150 тысяч всадников, легко проскакивала пустынные, безводные места от Перекопа до Днепра, менее подвижная русская армия не могла этого сделать, просто не позволял тогдашний уровень логистики, не хватало запасов. Но и выйти в поход русской армии числом, меньшим порогового значения – 100–150 тысяч, означало уже проигрыш в бою. Потому-то Василий Голицын и собирал те самые 100–150 тысяч, но при этом превышал порог сохранения подвижности. Доползти до Перекопа и отступить (только из-за недостатка припасов, продовольствия, как извиняли его) – предел возможности логистики, манёвренности допетровской армии.

Настоящая военная революция (при Петре дошедшая до России) – это увеличение боеспособности европейских армий в 5–7 раз. И для новой русской армии стало обычным делом атаковать количественно многократно превосходящие турецко-татарские армии. Битва при Кагуле, 1770 год: у Румянцева 35 000 солдат против 90 000 турок и 80 000 татар – полная победа. Битва при Рымнике, 1789 год: у Суворова 25 000 солдат против 100 000 турок – победа. Утвердилась европейско-азиатская боевая пропорция. Победа (спасшая Грузию) генерала Котляревского при Асландузе над 15-кратно превосходящей персидской армией Аббаса-мирзы была, конечно, заметным событием даже и в этом ряду… но в целом российское руководство в XVIII–XIX веках, составляя планы кампаний против крымчан, турок, персов, хивинцев, никогда уже не стремилось к количественному паритету. Победы калькулировались заранее, при допущении 2–3– и более кратного количественного превосходства противника.

Солоневич ядовито, очень подробно критикует неудачу петровского Прутского похода 1711 года. Да, одновременно со шведской войной вести турецкую ему было не под силу (а его наследникам – вполне!). Пётр и сам описал результаты 1711 года в указе абсолютно, на мой взгляд, понятном, «не тарабарском»: «Я за Прутский поход заслужил 100 ударов палками. Но получил только 50» . Он был окружён в лагере, вырвался лишь ценой возвращения Азова и подкупа турецкого командующего Балтаджи-паши.

Но если говорить всё же не о Петре, а о всей Петровской военной реформе, то продолжение следующее. Через 11 лет после смерти Петра новая, 40-тысячная петровская армия под командованием Миниха ворвалась в Крым и в 1736 году впервые в истории взяла столицу, Бахчисарай, правда, понеся тогда огромные потери от болезней. Но надо же и это понимать: русская армия впервые забралась так далеко на юг! А в 1739 году при Ставучанах Миних с 60 000 армией атакует и разбивает 95 000 турок. И на критику типа солоневичской о «бездарной войны 1735–1739 годов» можно ответить старым рекламным лозунгом: «Наш джип завязнет там, куда другие и не доедут». (Конечно, таким ответом ограничиться и «закрыть вопрос» нельзя, дойдёт дело и до детального рассмотрения.)