Полагаю вполне основательным следующее подразделение на части «Всемирной истории войн» Эрнеста и Тревора Дюпюи:

Часть XIII. 1500–1600 гг. Испанское каре и линейный корабль

Часть XIV. 1600–1700 гг. Зарождение современных стратегии и тактики

Часть XV. 1700–1750 гг. Военное превосходство Европы

Часть XVI. 1750–1800 гг. Господство манёвра

Названия этих частей отражают самое главное из произошедшего в тот период. Правда, авторы не вдаются в вопросы, обсуждаемые в данный момент, и как-то особенно не выделяют европейско-азиатские войны, не высказываются о возможной причине (это и не входит в задачу глобального их труда), а просто фиксируют, «фотографируют» Военное превосходство Европы, 1700–1750 гг. Имея в виду, конечно, не то, что оно, превосходство, якобы закончилось в 1750 году, а то, что этот «выход в лидеры», подготовленный ранее, стал символом XVIII века, самым заметным военным трендом того периода, совпавшим с волной колонизации мира.

Итак, вопрос: «За счёт чего именно достигнуто многократное превосходство?»

Иначе говоря: «В чём собственно был главный поражающий фактор полков нового строя?» Зрительный образ: безупречно ровный, геометрически правильный строй (каре, линия, колонна) 10-тысячной новой армии отражает натиск, почти без потерь повергает в бегство 100-тысячную тучу старой, азиатской армии… – это ещё не объяснение. Сама по себе ровность строя никакого противника не убьёт, не ранит. Однако она имеет сильное деморализующее значение на толпу. Анализ десятков европейско-азиатских сражений констатирует: азиатские армии, потеряв много больше, чем противник, но всё равно оставаясь в значительном численном превосходстве, тем не менее просто бежали с поля боя. Данная многими опытными военными характеристика их обычного первого порыва с подразумеваемым «Бегите, или мы побежим!» – вовсе не оскорбление, это обобщение, вынесенное из многих сражений. По причинам политкорректности эти факты редко выносятся на общественное внимание из своей узкоспециальной военно-исторической ниши. Потому в редких обсуждениях всплывают и такие объяснения: турецкая армия никогда не выдерживала штыкового удара русской армии потому, что именно штыковая рана в лицо считалась у турок особо ужасной, имеющей влияние даже и на загробную судьбу. (Обещанные в раю 72 девственницы-гурии будут не так ласковы?)

Политкорректность, упреждающий страх обвинений в расизме просто закрывали этот многостолетний опыт от обсуждения, но в действительности, если вдуматься, дело не сводится к простому и неправильному выводу: европеец храбр, азиат труслив. Более того, прошу ещё раз припомнить точное наблюдение Наполеона, вынесенное из Египта, что… один француз в изолированной схватке почти всегда проигрывал одному мамелюку. Пятеро французов – пяти мамелюкам – никогда… и в итоге французский полк, 1,5 тысячи солдат – всегда громил 7–8000 мамелюков…

Обученность, дисциплина, муштра нового европейского солдата позволяла вывести за скобки вопрос его личной храбрости/трусости. А азиат (или «старый европеец») на поле боя оставался человеком со всеми своими человеческими характеристиками, поэтому и первый порыв, и естественный человеческий страх потом. Вот парадокс, над которым мало задумывались писатели. Есть популярный вывод тысяч исследований: Европа-де позволяет раскрыться человеческим индивидуальностям, а Азия их нивелирует, заставляя подчиниться традиции, «стадному чувству».

НО… парадокс: в сражениях именно азиаты оставались человеками , с человеческими слабостями, а европейцы в строю делались машиной, единым механизмом, правильность, неумолимость хода которого внушает мысль и о его неуязвимости, бесполезности сопротивления.

Македонская фаланга – хороший, в том числе и зримый пример. Наползающая на толпы противника неуязвимая машина (каток или танк). Некоторые сражения против многократно больших толп фаланга завершала, не потеряв ни одного человека. И при этом никакого технического превосходства в вооружении: те же самые копья, мечи, щиты. И если кто (хотя бы для справки) возразит, что-де копья, македонские «сариссы», в 2–5-х рядах фаланги были длиннее, вплоть до 6 метров (выставленные сквозь ряды они умножали силу удара первой шеренги) – это и будет подтверждением моего довода: никакого технологического отрыва! Выстругать и приладить 6-метровые древки к своим копьям персы (азиаты) могли бы за один день. Но обрести достаточную психологическую устойчивость, выучиться слушать и выполнять команды, «ходить фалангой» (там в действительности был набор перестроений сложнее, чем просто «Вперёд шагом марш!» ) азиаты не смогли и за сотни лет.

И потому повторю то, что наш посланник в Китае Николай Спафарий зафиксировал: «Что писалъ Аристотель, что асиадцкие разумнее суть европейскихъ народовъ, а европейские народы в воинскихъ дълехъ гораздо храбръйшии … в дълехъ воинскихъ китайцы пред ними, пред европейскими, будто жёны противо мужей».

Только необходимо постоянное уточнение: не антропологически, а социально – « гораздо храбръйшии».

Всё вышесказанное даёт сильно упрощённую картину военной истории. Есть ещё ведь казаки, «особь статья», достигшие мирового первенства в своём разряде – «лёгкая кавалерия» практически без влияния европейской культуры. Но «лёгкая кавалерия» – вспомогательный род войск, стратегическую роль она сыграла лишь в 1812 году, в войне на коммуникационных линиях (как и признал побеждённый Наполеон).

Равное качество европейских и азиатских ружей и пушек в «гладкоствольную, до-нарезную эру» – тоже некоторое упрощение. Но всё же более высокая европейская скорострельность достигалась в основном тоже вымуштрованностью, механистичностью действия артиллеристов, пехотинцев.

Машинность, автоматизм действия нового европейского солдата, выводящие, как говорилось, «за скобки» вопросы его личной храбрости, проявились и в боестолкновениях Российской армии с северо-кавказскими народами. По личной храбрости, дерзости, физической тренированности горцы, наверное, на вершинах мировых рейтингов. Плюс горная война – самая тяжёлая для новоевропейских армий именно по тому, что там трудно действовать массами, война распадается на большее число индивидуальных стычек, а тут – см. «Египетские уравнения Наполеона»… Но во время Кавказской войны дисциплина русских – её можно назвать формой коллективного героизма – победила индивидуальное мужество горцев. Пропорции армий совсем не те, что в битвах с турками, чаще всего русским приходилось направлять численно превосходящие силы. Однако и тут русская армия побеждала, в том числе и в меньшинстве. Например, знаменитое сражение при реке Валерик 1840 года, описанное его героем Михаилом Лермонтовым: 3400 русских победили 6000 горцев.

Далее процитирую, но с определённым уточнением, такого авторитета, как историк, философ Арнольд Тойнби:

«Начиная с XVII века на Западе происходил непрерывный прогресс технологии, развитие которой представляло вызов остальному большинству человечества. У него не было другого выбора, кроме освоения западной технологии или подчинения державам, владевшим ею. Россия, столкнувшись с такой проблемой, первая решила сохранить свою независимость, приняв широкую программу технологического преобразования на западный лад… Пионером решения задачи был Пётр Великий. Счастье России, что Пётр оказался прирождённым технократом, который кроме того обладал диктаторской властью московского царя…»