– Здорово, хлопцы. Во ватагу привел, Иваныч! Айда за мной, банда! Только вырубите эту хрень, чо это за писк-то?

Выслушали инструкции. Рассмотрели старинные советские плакаты на стенах, на пожелтевшей бумаге: первая помощь пострадавшим, как правильно надевать противогаз. Висел стенд с «калашниковым» в разрезе, каждая деталь пронумерована и подписана. «ПЕРВАЯ ПОМОЩЬ» – один тип делает другому дыхание «рот в рот». Пострадавшему кто-то пририсовал пенис.

Матюки, каракули, послания…

Стены обшарпанные, с облупленной краской, паркетины в полу шатались. Пахло пылью и плесенью, а еще смазочным маслом и порохом. Русаков звонко чихал от такого коктейля, и ему исподтишка отпускали подзатыльники все, кому не лень.

Спустя полчаса Михаил Викторович повел класс по темному коридору. Лампочки тут то ли разбили, то ли выкрутили в целях экономии. Турка представил, что это тоннель метро, и на затылке мурашки затанцевали. Как будто сейчас появится впереди тусклый огонек и будет увеличиваться, увеличиваться, а потом задрожит под ногами пол…

Пацаны перешептывались, хихикали, толкали друг друга. Алик травил байки, и Турка слушал его вполуха.

Вышли в поле. Серое, с черными прогалинами, вроде стариковской плеши, и безжизненные отростки торчат. С неба срывалась крупа, и землю кое-где присыпало. Как на кладбище. Стоишь, за спинами у тебя могилы, а вдаль простирается пустынная, заранее обреченная территория.

– Мишени укрепляем! – скомандовал Чапай. – Давайте, живо! Устанавливайте картонки на рубеже, и с мешками аккуратнее, поясницу не надорвите.

Автомат тускло поблескивал на брезентовом полотнище, рядом – коробка с патронами. Приклад коричневый, и почему-то кажется, что теплый. На шее у Михаила Викторовича висел бинокль, а Чапай листал пальцами мерзлые страницы журнала и хмурился.

Мишени установили. Михаил Викторович удовлетворительно кивнул.

Закаркал ворон.

– Березин! Вдовин готовится. Стреляешь одиночными. Только целься, я тебя умоляю! И приклад посильнее в плечо вжимай. По пять патронов у вас, ребят.

Березин шмыгнул носом, шагнул к брезенту. Приноровился к оружию, весь подобрался.

Грохотнул выстрел. За ним второй, третий…

– Два в молоко. Третий чирканул по предплечью. На, посмотри, – инструктор протянул бинокль Василию Ивановичу.

– Нормально, сойдет, – крякнул Чапай. – Ну-ка, парни, что вы вообще, как мертвые? Замерзли? Когда еще такое будет у вас! А раньше, в наше время, да Викторыч?

– Ясен пень! Скажешь тоже!

– Вдовин, ты чего там?

– Нет, я, наверное, откажусь от стрельбы. Не уверен в своих, м-м, силах.

– А, лох! – заорал Мнушкин и дал Вдовину подзатыльника. Опять многие захохотали, заорали: – Телка, телка! Дениска – петушок!

Вдовин – как подсыхающий плевок на асфальте. В него «наступали» изредка, поколачивали там или прикалывались, потому что он обычно мог решить все варианты любых контрольных. Незаметный всегда, как тень.

– Тихо! Сами как курицы раскудахтались! Не хочет и не хочет. Он правильно сделал, признался, что не готов. Это лучше, чем прострелить кому-нибудь башку или сломать себе ключицу. Викторыч, помнишь этого, как там его…

Близнецы отстрелялись нормально. Дошла очередь до Турки. Пальцы вспотели и подмерзли в перчатках. Ствол как кусок грязного льда, а приклад медового цвета, гладкий, отполирован множеством ладоней. Поле, брезент, гильзы, мишени – все вокруг выцветшее, а приклад яркий и живой.

Что-то там говорил Чапай, Турка его не слышал. Он выпустил положенные пять патронов, при каждом выстреле сильно дергаясь из-за отдачи (вечером на передней дельте расплывется синяк, и пару недель Турка будет испытывать дискомфорт на брусьях). Уши заложило, в черепе, как в жестянке, метался мышиный писк. Турка положил автомат на брезент и вытянул руки по швам:

– Давыдов стрельбу закончил!

Его похлопали по плечу. Собственного голоса Турка не слышал. Лишь по физиономиям товарищей понял, что закрыл мишени неплохо. Далеко, конечно, до Водовозовых – снайперы чертовы. Жалко, что Ленка не видела.

Турка присоединился к небольшой кучке тех, кто обсуждал стрельбу. Березин оживленно размахивал руками, Вдовин кивал и делил воздух ребрами ладоней на равные части, что-то растолковывая, раскладывая по полочкам. Наконец слух вернулся, но у самой барабанной перепонки до сих пор щелкало.

Так потихоньку увеличивалось число отстрелявшихся. Вол упрашивал Василия Ивановича разрешить ему все-таки занять огневой рубеж, но Чапай был непреклонен.

– Пиво пил? Пил. Отставить, боец!

Уфимцев выстрелил аж семь раз, но Чапай его не останавливал. Он и стрелять его позвал почему-то не по алфавиту. После того как Антон отчитался о законченной стрельбе, обэжэшник отпустил ему отцовского леща. А Уфимцев лишь довольно ухмылялся. Рамис на «калаш» не претендовал, с гипсом не особенно постреляешь. Они с Тузовым, Крыщем и остальными стояли обособленно, изредка взрываясь противным смехом.

Вот наступил черед Вовки.

– Тут три патрона осталось. Можно мне новую обойму?

– Предыдущий же парень стрельнул лишку. Патроны лимитированы, – флегматично ответил Михаил Викторович, протирая линзы бинокля.

– Так нечестно, – возмутился Турка. – Дайте ему патронов!

– Плетнев, оружие наизготовку!

– Ладно. Не надо. Мне и трех хватит. – Вова занял огневой рубеж, прицелился. Налетел сильный порыв, ветер пролез под куртку, и по спине Турки побежали мурашки.

Вова медленно опустил автомат. И так же медленно развернулся.

– Ты чего, Плетнев? – сказал Чапай.

– Отойдите.

– Ты куда целишься, сынок?! Вова, ты с дуба рухнул? – голос у Василия Ивановича зазвучал механически. – Опусти автомат!

– Вы, ублюдки! Танцуйте, – он мотнул стволом в сторону Тузова. Разговоры мигом стихли. Над полем повисла тишина, прерываемая лишь воем ветра. – Слышите, ау?

– Хрен там! Выстрелит он! – выкрикнул Рамис. – У тебя очко играет. Вон как губки трясутся, как у…

«Откуда гром в такую погоду?», – подумал Турка. Сухой, резкий, и затихает в ушах, как эхо в колодце.

Рамис повалился на мерзлую землю. Василий Иванович выронил журнальчик. Ветер радостно зашелестел страничками, подхватил какие-то листки, и те завертелись в танце, образуя подобие смерча. У инструктора дрожали руки, а Турка глядел на своего друга.

Медленно сделал вдох. Выдох. Сердце работало с перебоями, время застыло. У всех пацанов лица были одинаковые, как у манекенов.

– Я СКАЗАЛ, ТАНЦУЙТЕ, ТВАРИ!

Кася и Крыщ начали топтаться на месте, вихляя бедрами и нелепо двигая руками.

– ТЕБЕ ОСОБОЕ ПРИГЛАШЕНИЕ НАДО?! ДВИГАЙ ЖОПОЙ, КУСОК ГОВНА!