Новый щелчок.

Прокашлялся мужчина.

— Джули…

Джульет подскочила.

За исключением опасного для здоровья уровня озона, в остальном вечер удался. Тихо сгущались сумерки, дневная жара начала спадать. Джульет вошла в Центральный парк вместе с потоком театралов, который устремлялся на восток, под аркаду высоких деревьев с пышной листвой.

Мюррей позвонил днем, сказал, что его приятель, который работает в парке, предложил ему пару билетов на «Макбета» в театр «Делакорт».[26]И спрашивал, не согласится ли Джульет с ним пойти.

— С удовольствием, — ответила она, гадая, к чему бы такое приглашение.

— Отлично, — обрадовался Лэндис. — Только не смогу тебя встретить заранее. Вчера ловил убийцу — полно работы.

— Нет проблем, — ответила она.

— Давай у входа в «Делакорт» без чего-нибудь восемь.

— Договорились, — согласилась Джульет и повесила трубку.

Она уже знала, что «ловить убийцу» — это профессиональный жаргон: на территории участка произошло тяжкое преступление, и наступила очередь детектива заниматься расследованием. Пообедав куском пиццы на скамейке у планетария, она вошла в парк.

На игровой площадке визжали дети, пробегая в сумерках сквозь дождевальный фонтан. Букетик цветов обозначал место, где несколько лет назад было совершено жестокое нападение на молодую пианистку. На скамейках вдоль ведущей к театру аллеи сидели усталые хозяева собак, няни, пожилые бегуны и ссорящиеся парочки. Дальше пространство бороздили тысячи велосипедистов и роллеров, они терроризировали редких пешеходов, заставляя тех дожидаться красного сигнала светофора у Бельведерского замка, а затем спешить изо всех сил, пока какой-нибудь помешанный на скорости псих на роликах не успел их переехать. Джульет понеслась вместе со всеми и поймала себя на мысли, что прикидывает, как бы поприличнее почесаться под колготками. Нет, завтра придется сдаться и купить противогрибковый препарат.

В следующую минуту она оказалась напротив того места, где над озером высился фантастический серый камень и несли шекспировскую вахту Ромео и Джульетта — пара долговязых бронзовых подростков. Гул возбужденных голосов театралов сливался с пением цикад. Здесь никто не платил за билеты, их получили даром все, кто отстоял днем в очереди, но не больше двух в одни руки. Демократическое и чисто культурное событие, и в то же время заслуга города — недаром здесь, среди этих людей, охватывало пьянящее чувство свободы.

Лэндис влетел в кассы, опоздав на пару минут. Он был в легком спортивном свитере, на губах усталая, но удовлетворенная улыбка. Джульет поднялась на цыпочки, готовясь чмокнуть его в щеку, в тот же миг он протянул ей руку. Последовала сцена в духе житейского кубизма — путаница губ и рук; в конце концов Джульет боднула его в щеку макушкой, а он захватил в пятерню ее локоть.

Оба отступили на шаг, улыбнулись и слегка покраснели.

— Как твое расследование? — спросила Джульет.

— Поймали маленького гаденыша.

— Поздравляю.

Мюррей робко взял ее за руку и повел к одному из входов.

— Не расследование, а одно удовольствие. Подонок полез с ножом на свою сестру, потому что та спуталась с парнем из противоборствующей банды.

— И что, убил?

— Не ее. Того, с кем она спала. Но сестру тоже изукрасил, она еще долго ни с кем не сможет спать.

Джульет немного помолчала, а потом спросила:

— Как тебе удалось его так быстро найти? Откуда ты знаешь, что это именно он?

— Поговорил с матерью жертвы. Ей самой не больше тридцати. А убийце — четырнадцать. Женщина, конечно, боялась, ей пригрозили. Но я же не поперся к ней домой. Так что есть надежда… — Мюррей подал билеты контролеру, и фраза повисла в воздухе. Им показали их места.

— Как удачно, что ты его так быстро поймал, — сказала Джульет, устраиваясь в кресле. Места оказались подозрительно хорошими — в десятом ряду прямо посередине. И Джульет заподозрила, уж не использовал ли товарищ Мюррея, полицейский офицер, свое служебное положение.

Лэндис пожал плечами:

— Если убийство удается раскрыть, то в большинстве случаев арест производится в течение сорока восьми часов после совершения преступления. Потом, если не удается обнаружить новую ниточку, дело откладывают. На тебя вешают новое убийство и так далее. Может быть, это и неправильно, но… — Детектив снова пожал плечами, и Джульет поняла, что он вспомнил об Антоне Море. Пару раз ей уже приходило в голову, что она так и не поблагодарила старого приятеля за то, как упорно тот вел расследование. Плохо, если Лэндис подумает, что она сомневается в его талантах или усердии. Да и она сама за последний месяц перестала думать, что произошло убийство.

Свет начал меркнуть (и на небе сразу проявилась луна), а они даже не успели заглянуть в программки. Джульет бросила взгляд на список исполнителей: Дункан, Макбет, леди Макбет… и внезапно живо представила яростный танец Харта, который несколько недель назад тот в одиночестве исполнял в пустой репетиционной. В нем было нечто знакомое, тогда она не сумела определить, что именно. Это был номер из первого акта балета Любовича «Отелло» — соло Яго, танец крушения надежд, растоптанного самолюбия и смертельной зависти.

Джульет снова сосредоточилась на программке, а мозг испытал облегчение — одним вопросом стало меньше. Но тут же возник другой: студия Янча в этом сезоне не ставила «Отелло»!

«Макбет» — отнюдь не романтическая пьеса, и Джульет с Мюрреем не составило труда, возвращаясь домой, не дать волю страстям. Игра была отменной, так что тему для разговора искать не пришлось.

Лэндис настоял на том, чтобы проводить ее через парк до самого подъезда. Но, не дойдя до двери пяти футов, встал как вкопанный и, сложив на груди сильные руки, спрятал ладони под локтями. Он почти пританцовывал от неловкости. Кивал, улыбался и мямлил:

— Рад был повидаться. Спасибо, что согласилась пойти. Я ведь пригласил тебя в последнюю минуту. — Он покосился на консьержа, словно опасался, что Джульет, расставаясь, кинется ему на шею. А она подумала, что могла бы его повалить, толкнув в лодыжки, но дотянуться до лица не было ни малейшего шанса.

Джульет весь вечер ждала объяснений, почему он пригласил ее на спектакль, почему позвонил именно сегодня, а не раньше, но так и не услышала. Спросить, конечно, не захотела. Мюррей держался дружески, теплее, чем прежде, но ничем не выдавал своего особого отношения. Соблюдая дистанцию, она поинтересовалась:

— Так когда же ты поведешь меня смотреть свои работы?

— Господи, прости, пожалуйста, хотел тебе позвонить… все никак не получалось… а потом забыл.