Направляя 1 марта 1956 г. членам и кандидатам в члены Президиума ЦК отредактированный текст своего доклада, Хрущев сообщал, что, «если не будет замечаний по нему, он будет разослан партийным организациям». Замечания были. В текст вклеены машинописные вставки на отдельных листочках. Например, в разделе о методах работы НКВД с арестованными появляется фраза: «Вот какие подлые дела творились в то время! (Движение в зале)». Появились и вставки об отношении Сталина к Жукову, об одном приватном разговоре Хрущева с Булганиным: «Вот иной раз… сидишь у Сталина и не знаешь, куда тебя от него повезут, или домой, или в тюрьму». Имеются и дополнения, внесенные аккуратным почерком чернилами или карандашом. Так, например, вставлено «прославившее» Хрущева утверждение, что Сталин планировал фронтовые операции по глобусу: «Да, товарищи, возьмет глобус и показывает на нем линию фронта». Правда, не вся правка носила столь обличительный характер. Имелись вставки и иного плана, прямо скажем, — охранительного. Вот одна из них: «Надо знать меру, не питать врагов, не обнажать пред ними наших язв». Но подобная оговорка скорее всего была уступкой первого секретаря ЦК его более осторожным и более осмотрительным коллегам, она ни в коем случае не отражала его тогдашних настроений: если бы это было не так, ему пришлось бы вычеркнуть значительную часть своего доклада.

Хрущев самым своим великим деянием, сравнимым разве что с подвигом, считал арест Берии. Но в истории он остался прежде всего как «разгребатель грязи», как разоблачитель сталинских преступлений. Его доклад «О культе личности и его последствиях» после съезда оглашался перед 7 миллионами коммунистов и 18 миллионами комсомольцев. И хотя обсуждать его не полагалось, жарких дискуссий избежать не удалось. Чаще всего они разворачивались в личном общении, но иногда возникали и на собраниях, а в Тбилиси вылились 5-7 марта в организованные шествия студентов с возложением венков к монументу Сталина. На четвертый день 8-10-тысячная толпа осадила здание ЦК КП Грузии и потребовала вывесить в городе флаги и портреты Сталина, а в газетах опубликовать материалы о его жизни и деятельности. Перепутанные республиканские власти предпочли выполнить эти требования. 9 марта на 80-тысячном митинге в центре города ораторы требовали пересмотреть решения партийного съезда, а один из них — Р.Б. Кипиани — призывал реабилитировать Берию и сместить Хрущева. Раздавались и требования о выходе Грузии из СССР. Но попытки огласить по радио принятую на митинге декларацию привели к столкновению с охраной Дома связи, во время которого было убито 7 и ранено 15 человек (еще 2 человека погибли позже при разгоне митинга солдатами мотопехоты и конвойных войск). В город вошли танки. КГБ арестовал 38 человек, из них 20 были приговорены к различным срокам лишения свободы, но не по антисоветским статьям, а за «хулиганство», «участие в массовых беспорядках» и «разжигание межнациональной розни», выразившееся в криках: «Русские собаки убивают наших братьев!». Максимальный срок — 10 лет — получил Кипиани. По другим данным, во время разгона манифестантов и ликвидации беспорядков было убито около 20 человек, а более 60 получили ранения. В ночь на 10 марта КГБ задержал 381 человека, большинство из которых оказались студентами и школьниками. К уголовной ответственности привлекли 39 человек — выступавших на митингах, а также инициаторов и участников составления требований к правительству.

Некоторое время спустя на имя первого секретаря ЦК КП Грузии В.П. Мжаванадзе поступило анонимное письмо, в котором утверждалось, что пролитая 9 марта кровь разделила Грузию и Россию, и предлагалось созвать (с тайной подготовкой) республиканский Верховный Совет и, воспользовавшись конституционным правом на самоопределение вплоть до отделения, принять декларацию о выходе Грузии из СССР и об установлении с ним таких же дружественных связей, какие имеют Польша, Чехословакия, Венгрия.

Прямо противоположные сигналы шли из Ленинграда. Научный сотрудник Института русского языка АН СССР, член партии с 1920 г. И.А. Алексеев 9 марта написал Хрущеву письмо, в котором предложил: «Во всех партийных организациях поставить вопрос специально о Сталине в таком аспекте, является ли он государственным преступником». По его мнению, «большинство партии, по крайней мере, здоровая ее часть, все честные, не переродившиеся члены партии выступят и скажут: «Да, он является преступником против человечества, идейным вдохновителем убийств, совершенных бандой Берии и его предшественниками по кровавому террору»». Спустя несколько дней Алексеев выступил на собрании партийного актива Василеостровского района и сказал: «Товарищ Хрущев своим докладом сделал такой поворот в нашей партийной жизни, который должна поддержать партия… Испанская инквизиция меркнет перед тем, что было у нас… Что может сравниться с чудовищной феодальной эксплуатацией, которая имела место во время господства Сталина, когда его слова расходились с делом? Колхозы на грани нищеты…» Во время обсуждения резолюции Алексеев внес предложение «посмертно судить Сталина судом партии». Но его поддержали только 4 из 750 присутствовавших.

На Владимирском областном партийном активе 13 марта председатель колхоза «Путь Ленина» (Кержачский район) Сыромятников предложил записать в резолюции, что ЦК правильно решил вопрос об осуждении культа личности, но сделал это поздно. По его мнению, необходимо также просить ЦК принять меры для того, чтобы в дальнейшем была исключена сама возможность возникновения культа личности. Однако его никто не поддержал. И, мало того, отдельные ораторы высказали соображение, что «не следовало бы выносить вопрос о культе личности на такое широкое обсуждение, а принимать постепенные и осторожные меры по преодолению последствий культа личности». Более смело ставились вопросы в записках, присланных в президиум собрания: «Почему же не могли противостоять этому произволу т. т. Хрущев, Молотов, Ворошилов и другие члены партии? Почему же они положили Сталина рядом с Лениным?.. Как понимать, что товарищ Хрущев предложил съезду почтить память Сталина? Какие меры приняты ЦК для предотвращения использования партии в целях самовозвеличивания со стороны отдельных авантюристов и перерожденцев, как это было со Сталиным? Будут ли какие указания по вопросу портретов И.В. Сталина?».

Записки сходного содержания подавались и на Свердловском областном партийном активе 12 марта: «Какую память мы должны хранить о И.В. Сталине? Как быть с наглядной агитацией (панно, портреты, бюсты, плакаты и т. д.), посвященной Сталину? Будет ли правильно, если портреты Сталина скромно убрать и заменить другими?».

Кое-где поспешили эту самую наглядную агитацию поменять, не дожидаясь указаний из центра. Так, первый секретарь Якутского обкома КПСС С. 3. Борисов, докладывая республиканскому активу о съезде, объявил, что «вместо знамени Маркса, Энгельса, Ленина, Сталина теперь будет знамя ленинизма», и указав на установленное в глубине сцены изображение знамени с барельефами всех этих четырех вождей мирового пролетариата, сказал: «Такое оформление ошибочно допустили некоторые работники обкома». И уже в первый перерыв это оформление сцены было заменено портретом одного Ленина. Но об этом стало известно в Москве, и Отдел партийных органов ЦК КПСС по РСФСР «поправил т. Борисова».