— Тебе просто надо уйти отсюда, — сказал Миляга. — Уйти и поселиться в Паташоке.

— Прошу тебя, — сказал Тик Ро со смутной болью в голосе. — Неужели мы должны продолжать играть в эти игры? Разве я не доказал, что я свой? Я ведь спас вам жизнь.

— И мы благодарны тебе за это, — сказал Миляга.

— Не нужна мне ваша благодарность, — сказал Тик Ро.

— Что же тогда тебе нужно? Деньги?

В ответ на это Тик Ро встал с подушки. Лицо его покраснело, но не от смущения, а от ярости.

— Я этого не заслужил, — сказал он.

— Чего этого? — сказал Миляга.

— Я жил все это время в дерьме, — сказал Тик Ро, — но черт меня побери, если я стану его есть! Ну хорошо, я, конечно, не самый великий Маэстро. Хотелось бы мне им быть! Хотелось бы мне, чтобы Утер Маски до сих пор был жив и прождал бы все эти годы вместо меня. Но его уже нет на свете, а я — единственный, кто остался. Если я вам не нравлюсь, можете убираться.

Это словоизвержение совершенно обескуражило Милягу. Он бросил взгляд на Пая в ожидании какого-нибудь совета, но мистиф опустил голову.

— Может, мы лучше пойдем? — сказал Миляга.

— Да! — завопил Тик Ро. — Идите на хер отсюда! Может быть, вы отыщете могилу Маски и воскресите его. Он там, на холме. Я похоронил его вот этими руками! — Голос его уже срывался на визг. В нем слышалась не только ярость, но и скорбь. — Можете выкопать его!

Миляга стал подниматься на ноги, чувствуя, что любая попытка что-то сказать только подтолкнет Тика Ро к новому взрыву или к обмороку. Ни то, ни другое зрелище не вызывало у Миляги особого желания стать его свидетелем. Но мистиф подался вперед и схватил Милягу за руку.

— Подожди, — сказал Пай.

— По-моему, он хочет, чтобы мы ушли, — сказал Миляга.

— Позволь мне поговорить с Тиком пару секунд.

Заклинатель в бешенстве уставился на мистифа.

— У меня неподходящее настроение для соблазнения, — предупредил он.

Пай покачал головой.

— У меня тоже, — сказал он, взглянув на Милягу.

— Ты хочешь, чтобы я вышел? — произнес тот.

— Ненадолго.

Миляга пожал плечами, хотя в глубине души он был гораздо более обеспокоен мыслью о том, что Пай и Тик Ро остаются наедине, чем это явствовало из его поведения. Что-то необычное было в том, как эти двое пристально изучали друг друга, и это навело его на мысль, что здесь скрывается какая-то подоплека. А если это так, то, без сомнения, она имеет сексуальную природу, как бы они это ни отрицали.

— Я буду снаружи, — сказал Миляга и предоставил им возможность выяснять отношения.

Не успел он закрыть дверь, как до него донеслись звуки их разговора. Из противоположной хижины раздавался адский шум: ребенок орал, а мать пыталась успокоить его, фальшиво голося колыбельную, — но все же ему удалось расслышать отдельные фрагменты разговора. Тик Ро по-прежнему рвал и метал.

— Это что, какое-то наказание? — спрашивал он, и через несколько секунд вновь гремел его голос: — Терпение? Сколько еще, по-твоему, я должен терпеть, ядрена вошь?

Звуки колыбельной лишили его возможности услышать продолжение, а когда они смолкли, разговор в хижине Тика Ро принял совершенно новый оборот.

— Нам предстоит долгий путь… — услышал Миляга голос Пая, — и многому научиться…

Тик Ро произнес в ответ что-то неразличимое, на что Пай сказал:

— Он здесь впервые.

И вновь Тик что-то пробормотал.

— Я не могу так поступить, — ответил Пай. — Я несу ответственность за него.

Теперь уверения Тика Ро стали достаточно громкими, чтобы достичь ушей Миляги.

— Ты зря теряешь время, — сказал заклинатель. — Оставайся здесь, со мной. Мне так не хватает теплого тела по ночам.

Тут голос Пая упал до шепота. Миляга сделал полшажка поближе к двери и сумел уловить несколько слов мистифа. Он сказал «разбитое сердце», в этом он был уверен; потом что-то насчет веры. Но все остальное слилось в неразличимое бормотание, слишком тихое, чтобы что-то разобрать. Решив, что уже достаточно дал им побыть наедине, он объявил о своем возвращении и вошел в хижину. Оба подняли на него глаза, как ему показалось, слегка виновато.

— Я хочу уйти отсюда, — объявил он.

Рука Тика Ро обнимала Пая за шею и не собиралась ретироваться, словно заявляя о своих притязаниях.

— Если вы уйдете, — сказал Тик Ро мистифу, — я не смогу гарантировать вашу безопасность. Хаммеръок будет охотиться за вами.

— Мы сможем защитить себя, — сказал Миляга и удивился собственной уверенности.

— Может быть, не стоит так уж спешить, — вставил словечко Пай.

— Нам предстоит большое путешествие, — сказал Миляга.

— Пусть она сама примет решение, — предложил Тик Ро. — Она не твоя собственность.

Это замечание вызвало на лице Пая странное выражение. На этот раз на нем отразилась не вина, а беспокойство, постепенно уступившее место смирению. Рука мистифа поднялась к шее и высвободила ее из объятий Тика Ро.

— Он прав, — сказал мистиф, обращаясь к Тику. — Нам действительно предстоит путешествие.

Заклинатель поджал губы, словно раздумывая, стоит ли дальше спорить или оставить все как есть. Потом он сказал:

— Ну ладно. Тогда вам лучше идти. — Он кисло посмотрел на Милягу: — Пусть все будет таким, как оно кажется, незнакомец.

— Благодарю вас, — сказал Миляга и вывел Пая из хижины навстречу грязной суете Ванаэфа.

* * *

— Странные слова;— заметил Миляга, когда они удалялись от хижины Тика Ро. — «Пусть все будет таким, как оно кажется».

— Это тяжелейшее из проклятий, известных заклинателю, — ответил Пай.

— Понятно.

— Совсем напротив, — сказал Пай. — Не думаю, чтобы ты что-нибудь понимал.

В словах Пая послышалась обвинительная нотка, на которую Миляга немедленно откликнулся.

— Уж во всяком случае я понял, что ты намылился было сделать, — сказал он. — Ты уже почти решил остаться с ним. Сидел там и хлопал глазами, как… — Он запнулся.

— Продолжай, — сказал Пай. — Скажи то, что хотел сказать. Как шлюха.

— Я не это хотел сказать.

— Да ладно, чего уж там, — горько продолжал Пай. — Оскорбляй меня. Почему бы и нет? Это может подействовать очень возбуждающе.

Миляга бросил на Пая взгляд, исполненный отвращения.

— Ты говорил, что нуждаешься в знаниях, Миляга. Так вот, давай начнем с этих слов: «пусть все будет таким, как оно кажется». Это — проклятие, потому что если бы это действительно было так, то все мы жили бы лишь для того, чтобы умереть, и грязь была бы королем Доминионов.