– Хорошо. Этим вечером в честь моего предстоящего бракосочетания, – умолкнув, Нритти провела пальцем по щеке Амара; он вздрогнул, и сердце мое перевернулось, – я отпускаю вас, куда только пожелаете.

Охвативший меня ужас затмил голод. Я представила, как все эти жуткие монстры с пустыми желудками бродят по моему любимому краю, как ожившие кошмары скалят зубы, созданные, чтобы рвать плоть. В голове промелькнуло решительное лицо Гаури. «Ну уж нет».

Нритти встала, и из-за спины ее вышел мальчик, которого я видела на поляне в лесу. Он взирал на свою госпожу, сияя от счастья и не замечая ни сверкнувшего лезвия, ни хищного изгиба ее улыбки.

– Пусть эта душа откроет нам путь! – крикнула Нритти.

Толпа радостно взревела и волной хлынула к помосту. В спину мне уперлись тела, и я слепо потянулась к Камале. Она ткнулась мордой мне в шею и щелкнула зубами, когда к нам слишком близко подошла чурел [37]. Ступни ее были скручены, пальцы вывернуты в обратную сторону, и заглянув ей в глаза, я увидела в них тоску… Чурел дергала руками в попытке нащупать хоть что-нибудь, кроме пыли на ладонях, и болезненно кривила рот, жаждая набить его пульсирующими сердцами или скользкими органами – чем угодно, лишь бы почувствовать себя живой.

Амар так и не поднял головы. Он был тенью подле Нритти. Я вскочила в седло и склонилась к уху Камалы:

– Беги.

И она сорвалась с места.

Нритти вскинула нож и запела. От голоса ее сердце мое разбивалось на мелкие осколки, но мы не остановились. Все пробивались вперед. Над нами сверкнула молния. Какой-то пэй угодил под копыта. Я не отводила взгляда от Нритти. Я не знала, что случилось с девушкой, которую я считала лучшей подругой. Какими бы ни были причины, они уже давно мхом поросли. Сейчас значение имела лишь развернувшаяся передо мной картина… смех, терзающий мои уши, залитый кровью костяной пол и голод, что выворачивал внутренности и покрывал язык пылью.

Камала встала на дыбы, взмахнув передними копытами.

Я прижалась к ее спине и протянула вперед руку:

– Стой!

Секунду я не знала, услышал ли меня хоть кто-нибудь. Сорвавшееся с губ слово показалось невнятным карканьем. Но воцарилась тишина. Кинжал Нритти звякнул об пол, и невредимый мальчик отступил.

Амар вскинул голову, и впервые после расставания в Нараке мы посмотрели друг на друга. На лице его было все то же выражение, что и в Чакарском лесу. Бесчувственное, но не злое, просто… отрешенное.

Амар выглядел так, будто услышал зов из камня. Чем дольше я смотрела на него, тем больше образов мелькало перед глазами… Вот он идет ко мне, в одной руке хрустальная роза, другая вытянута, чтобы коснуться меня, поскорее преодолеть разделившее нас расстояние. А вот он обнимает меня за талию во сне, два тела, свернувшиеся в тени друг друга.

Но все это видела только я. Амар моргнул, сдвинул брови и отвернулся. Сердце ударилось о ребра. Если бы я сомневалась в его словах о том, что он меня не вспомнит, то теперь сомнения развеялись бы пеплом на ветру.

Для Амара я была незнакомкой.

Нритти уставилась на нас, на лице ее не дрогнул ни один мускул.

Я спрыгнула со спины Камалы, кожей чувствуя острые взгляды тысячи глаз. «Думай, Майя». В груди вспыхнула злость. На Нритти, которая вытеснила тех, кто обитал здесь по праву, и привела тех, кто этого права не имел. На Амара, оказавшегося на ее стороне. На ее ложь. Но я подавила всколыхнувшиеся чувства, проглотила гнев, как горький осадок. А затем сделала то, что должен сделать любой пред лицом лжеправителя…

Я поклонилась.

Камала покосилась на меня с мерзкой усмешкой:

– Я знаю, чего она хочет, знаю, чего жаждет, как изголодавшаяся по влаге земля. Зубы ее скрежещут, скрежещут, пахтая звезды. Ты слышишь скрежет, фальшивая садхви?

– О чем ты? – пробормотала я в ответ, так и не распрямившись. – Чего она хочет?

Камала склонилась ближе:

– Тебя.

В воздухе щелкнул хлыст, и, подняв взгляд, я увидела прямо перед собой Нритти. Она склонила голову набок столь легко и равнодушно, что почудилось, будто она сейчас вонзит в меня клинок просто из любопытства.

– Твоего мнения я, кажется, не спрашивала, садхви, – произнесла она.

Я опустила глаза, шея горела. Похоже, Нритти меня не узнала. Не узнала девчонку, которую накормила своей ложью в Нараке. Но на всякий случай я натянула на голову край балахона.

Острие кинжала уперлось в горло, заставив вскинуть подбородок.

– Может, мне лучше использовать тебя вместо мальчика…

Я застыла, подавляя страх, от которого перехватывало дыхание. Я не собиралась радовать ее видом жилки на моей шее, неистово бьющейся о клинок. Я стиснула руки в кулаки, готовая выхватить кинжал, как вдруг другой голос эхом разнесся над руинами Ночного базара.

Амар.

Он стоял, протянув руки. На лицо его набежала тень радости, но в тот же миг исчезла, и теперь выражение колебалось между растерянностью и злостью.

– Пусть говорит, – велел Амар. – Говори, что думаешь, садхви. Ты под моей защитой.

Нритти опустила клинок на пару волосков, но смотрела при этом не на меня, а на Амара. Под ребрами встрепенулась надежда. Нритти взирала на него, как на ручного тигра, вдруг без позволения вспоровшего другому зверю горло. Она взирала на Амара со страхом, и надежда бурным потоком хлынула по моим венам. Никакой плен не укротит дикого тигра. И Амар ничем не отличался. Он был диким. Он был моим.

Оправившись от затянувшегося молчания, Нритти низко поклонилась:

– Как пожелает мой господин. Но если мы не хотим отступать от плана, нам нужна душа. И что может быть лучше души, предложенной добровольно? – Она указала на мальчика на краю помоста, упиравшегося подбородком в прижатые к груди колени и смотревшего на Нритти как на свое единственное спасение. – Взгляни на него, он жаждет смерти. Я должна выполнить его просьбу.

– Ваши чары лишили его воли, – выпалила я, не сумев сдержаться.

Неверный шаг. Камала придвинулась ближе и, ткнувшись носом мне в плечо, раздула ноздри. Защитница. Мне захотелось ее обнять. Рядом ахнула чурел, и разбежались в стороны ракшасы, будто мои слова и их подвергли опасности.

Толпа вокруг рассмеялась, но как-то натужно, принужденно. Нритти склонилась ко мне:

– Мы все равно опустошим верхний мир, так не милосерднее ли убить мальчишку? Или хочешь, чтобы он вернулся и обнаружил разрушенный дом? Потому что так все и будет.

Среди руин Ночного базара я слишком остро осознавала собственную смертность. Мое сердцебиение приводило монстров в восторг. Я была едой. Лишившись крови мальчика, они заберут мою.