Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«А чем в Киеве плохо?» — подумал было Виктор, но промолчал.
И правильно сделал, потому что Вика продолжила свою непотревоженную мысль.
— …и мир бы не посмотрела, и неизвестно еще где бы работала! Может, какой-нибудь секретаршей… А так все-таки в Лондоне…
Виктор кивнул. Этот кивок, словно одобрение выбора, воодушевил ее на искреннюю улыбку. Она еще раз протянула свой стакан и они снова чокнулись, но на этот раз оба уже пригубили.
— Думаешь, мне там в ресторане интересно было? — спросила она, откинув назад за ухо сползший на лоб локон. — Не-а, мне уже эти игры надоели, но надо…Если б взять и изменить все в жизни, но только так, чтобы здесь остаться… или в Париж поехать…
В ее голосе зазвучали мечтательные романтические нотки. Виктор чувствовал, что ему достаточно молчать и слушать, чтобы Вике было уютно и хорошо. Только одна мысль пронеслась в голове, уколов сознание: а каково будет провожать ее неизвестно куда по ночному Лондону?
Но и эту мысль он как-то пропустил мимо. Коньяк был неплохой, но все-таки хуже армянского. — Сделай погромче, — попросила вдруг Вика, глянув на экран телевизора. — Это «Тэйк зэт», они уже распались.
Виктор исполнил ее желание и тут же поймал на себе благодарный взгляд девушки.
— А с тобой легко, — сказала она и пожала плечиками. Они сидели и смотрели-слушали клипы. Потом он еще раз разрешил ей выбрать что-нибудь в баре.
И сам тоже получил. В этот раз — ром, но так как стакан он не сполоснул, то ром был с запахом коньяка. Ничего особенного и вкусного, но за язык щипал.
В какой-то момент Вика снова сходила в ванную и ее не было минут пятнадцать. Виктор слышал сквозь музыку журчание душа.
Она вышла, завернутая в большое махровое полотенце.
— Уже поздно, я не хочу, чтобы ты ехал меня провожать…
И она нырнула под легкое одеяло, оттолкнула подушки в сторону.
Виктор растерялся.
— Выключи телевизор, уже поздно! — прошептала Вика. В темноте Виктор разделся и тоже осторожно забрался под одеяло. Тут же наткнулся на ее теплые руки.
— Ты не бойся, я тоже замужем!.. Не бойся!..
Его руки быстро привыкли к ее упругой коже. Ее острые ногти словно специально царапали его спину, плечи, но ему не было больно. Он просто чувствовал это, сам что было сил прижимаясь к Вике. Напряжение, возникшее в нем из-за ее тепла и близости, искало разрешения. «Бред какой-то!» — мелькнула мысль. Он мотнул головой, прогоняя ее. Плоть побеждала и победила. Он отдался ей, словно это он был женщиной. А она любила его жестко, с какой-то внутренней болью. Царапины на спине уже начинали зудеть, но он не обращал на них внимания.
Время от времени вслед за скольжением ее руки по его спине оставалась холодная дорожка металла. Словно ожог холодом. «Это ее кольцо», — понял он.
* * *
Утро для Ника в этот раз наступило в полпервого. Опять на улице царствовало осеннее солнце и его желтые лучи, падавшие на пол комнаты, казались гуще и насыщеннее летних.
Сахно похрапывал на своей половине, а у дверей стоял, как и прошлым утром, коричневый кожаный чемодан. Только теперь его присутствие не вызвало у Ника никаких вопросов. Он только удивился, как быстро некоторые вещи обретают хозяев и становятся частью интерьера.
Поднявшись, он сходил в душ, постоял минут пять под холодной водой и выскочил оттуда резко посвежевшим. Обтерся полотенцем. Оделся. Оглянулся на Сергея — тот все еще счастливо похрапывал во сне, уткнувшись носом в подушку.
Вспомнился прошлый вечер и ночь, тихая стрельба по невидимым Нику собакам и телефонный звонок без ответа. Тут же память напомнила и о деньгах, которые обещали оставить в почтовом ящике. Ведь, проснувшись. Сахно наверняка первым же делом о них спросит.
Ник спустился вниз, нашел свой почтовый ящик и действительно вытащил оттуда конверт.
Вернувшись в квартиру, проверил содержимое — тысяча марок. Не много и не мало. Сумма показалась излишне оптимальной, как пособие по безработице или зарплата.
Взяв сто марок. Ник оставил конверт на столе, а сам отправился в магазинчик, находившийся на соседней улице.
Когда вернулся с бумажным пакетом, в котором лежали две бутылки красного вина, бутылка «Смирновской» и пиво, Сахно уже делал зарядку, стоя лицом к окну на своей половине комнаты.
— Ну как? — спросил он, обернувшись.
— Все в порядке. Деньги в конверте. Вино и водку купил, так что можем сегодня и выпить!
— Ага, — усмехнулся Сахно. — Отпраздновать начало охотничьего сезона!..
Выпьем, обязательно выпьем. Ты, кстати, молока черепахе купил?
Ник растерянно улыбнулся. О чем о чем, а о молоке для черепахи он не подумал. Он вообще сегодня еще не вспоминал, что живут они здесь не вдвоем, а втроем с черепахой.
— Вот так ты животных любишь! — полушутя произнес Сахно.
— Ладно, сейчас схожу, — пообещал без особого оптимизма Ник.
— Давай-давай, а я пока лисицу разогрею! — пообещал Сахно.
Ник уже выходил, когда Сергей его окликнул.
— Ты какое вино купил? — спросил он.
— Красное.
— А сколько?
— Две бутылки.
— Возьми еще одну и купи буханку хлеба, такую круглую, знаешь?
Ник понял, что имеет в виду Сергей.
— Мину заряжать хочешь? — спросил он.
— Ага, — Сахно кивнул. — Друзей помянем…
Ник пожал плечами и вышел.
Идя по пустынной улочке под теплым немецким солнцем, Ник вдруг ощутил дрожь на коже. На сегодняшнюю реальность вдруг наслоилось какое-то прошлое ощущение, другая прогулка по другой улице под другим, но тоже теплым солнцем.
Где это было? Куда он тогда шел? Вспомнился воздух, его свежесть, его влажность. Рядом была река. Саратов! Он шел к ним, к Тане и Володьке, которые ждали его на даче саратовской родни, где они вместе отдыхали. Господи, когда это было?
Вспомнилась буржуйка, стоявшая в углу большой комнаты. Буржуйка, которую они никогда не топили. Ее сделал дед Тани, слесарь какого-то саратовского завода, на случай, если придется на даче зимовать. Сейчас, наверно, еще тепло и там. Но что будет дальше? Сколько им там жить и ждать? Ведь он просил Ивана Львовича отправить им телеграмму, что он задерживается максимум до конца лета.
А теперь уже осень, теплая немецкая осень. Что теперь? Может, послать им отсюда письмо? Ничего не объяснять, а просто извиниться и попросить еще потерпеть.
Ведь что-то уже происходит, что-то сдвинулось и когда-то, должно быть скоро, все закончится. И он вернется в Киев и вызовет наконец их к себе.
Сергей критически рассматривал круглую, но небольшую буханку, купленную Ником. Принюхивался к ней, словно она могла быть отравленной.