"Полный бардак… Сколько ни бьюсь, повсюду людей дурят, издеваются и норовят содрать три шкуры. Вешаешь этих клерков, ссылаешь - ничего не помогает. Всё к себе в карман тянут…"

Какое-то нехорошее предчувствие владело им сегодня вечером. Вроде бы день прошел неплохо, но что-то грызло изнутри. Как всегда в трудную минуту, он откинул шторку над столом и несколько минут пристально глядел на портрет жены с детьми.

Он отложил перо и занялся рукой. За последнюю неделю ранки превратились в незаживающие свищи; Артур каждый день намазывал их мазями и пил обезболивающий отвар, после которого чувствовал себя, как после упаковки аспирина…

Они выросли. Дракончики походили теперь не на мокрых дождевых червяков, а, скорее, на когтистых пятидюймовых пиявок. Приходилось открывать бочку очень осторожно, потому что позавчера у них начали резаться крылья. Они слушались хозяина, и с каждым днем становилось всё легче настраиваться на нужную волну, но это общение Артура немного настораживало. Красные черви подчинялись ему совсем не так, как драконы Прохора, собаки или лошади. Они оставались иностранцами и словно говорили с ним на разных языках. Они были злы, бесстрашны и чертовски энергичны. Стоило зазеваться, и проворные твари расползались по комнате, пробуя на зуб всё, что попадалось им на пути. Отважные летуны при этом забирались на люстру, судорожно шипели и махали хвостами. На хвостовых шипах у вампиров выступали капли яда, но летуны ни разу не посмели спуститься. Словно чувствовали, кто здесь настоящий хищник.

Артур надел на пальцы толстую кожаную перчатку и опустил руку в бочку. Их укусы с каждым днем становились всё болезненнее. Черви не желали сосать кровь, как пиявки, вместо этого отрастили зубы в круглых пастях. При каждом кормлении они норовили вырвать кусок мяса. Самый трудный момент в воспитании заключался в правильной кормежке.

Хозяин должен тренировать своих маленьких друзей, как служебных собак. Собака не имеет права взять из миски пищу, пока хозяин ей не разрешит. А хорошая, по-настоящему преданная собака должна позволять хозяину забирать у нее мясо во время трапезы. Ведь если хозяин боится забрать еду, значит, он сомневается в собственной власти…

Коваль думал, опустив руку в бочку. Он чувствовал, как черви роятся вокруг его незаживших ранок, как они сходят с ума от запаха и готовятся причинить ему новые страдания. Он сдерживал маленьких друзей, то позволяя их треугольным зубкам приблизиться, то, усилием воли, раскидывая их в стороны. После небольшой порции хозяйской крови драконов ждала настоящая еда - парное мясо, но на говядину они реагировали не так остро.

Настоятель Вонг предупреждал, что твари сходят с ума от биения живого сердца…

Коваль думал о том, что осталось совсем немного, максимум неделя, потом его мучения прекратятся. Зато придется срочно выехать в деревню и снять драконам ограничения в еде. Они будут сжирать по свинье в день, гоняться за всем, что летает, и точить когти о деревья. Они будут кататься в траве, отсыпаться и отращивать зубы. Они будут расти. Тогда за каких-то двадцать дней они вымахают до половины своего роста.

Бездумные камикадзе, которые в нужный момент умрут за императора…

От раздумий его отвлек нарастающий свист, очень быстро сменившийся жутким грохотом.

Со стены сорвались две иконки, где-то со звоном вылетели оконные стекла, с потолка посыпалась штукатурка. Взрыв прогремел наверху, как раз там, где абсолютно нечему было взрываться. На ходу бинтуя руку, Коваль выскочил в коридор.

В приемной несло какой-то дрянью, но свет не погас, и стража оставалась на местах. Лапочка метался в клетке из угла в угол, нервно урча.

– Поводок! - крикнул Артур подбежавшему секретарю. Следом за Мишкой Рубенсом уже мчались, перепрыгивая через три ступеньки, начальник караула и дежурный офицер охраны. Повсюду открывались двери, на крыше били в колокол.

Артур затянул ошейник на морщинистой шее тигра, хотя это была пустая формальность. Когда Лапочка увлекался дракой, его не могли остановить никакие путы.

– Господин, не выходите, мы должны сначала проверить! - Офицеры встали стеной, не выпуская хозяина с лестничной площадки.

Коваль открыл рот, чтобы ответить, но не успел.

Дворец сотрясся от второго взрыва, на сей раз шарахнуло на втором этаже. Этот был гораздо мощнее предыдущего. Коваль ощущал, как по переходам катится ударная волна. Ему показалось, что дворец обстреливают с Невы из корабельных орудий.

Двери в приемную распахнулись. В лицо президенту пыхнуло застоявшимся кислым жаром. Серые хлопья золы вырвались из камина и осели на ковре. Дежурный яростно накручивал телефон. Из караулки высыпали сонные полуодетые телохранители.

– Где это?!

– Никак, в парадной столовой жахнуло!

– Господин, кольчугу наденьте!

Артур позволил нацепить на себя звенящую металлическую сеть. Он внимательно прислушивался, принюхивался, но не чуял запаха гари. Лейтенант протянул ему телефонную трубку:

– Господин, комендант докладает, што баба чернявая с бомбой…

– Что ты сказал?!

У Коваля екнуло в груди. Из памяти выплывало, но никак не могло оформиться, что-то давно забытое, связанное совсем с другими событиями и временами…

В приемную, едва не напоровшись на сабли охранников, ворвался пожилой человек в разорванной одежде с окровавленным лицом. За ним спешили еще трое, такие же помятые. Артур с трудом узнал в них польских фабрикантов, гостивших в Зимнем. Гостям были отведены недавно отремонтированные покои с видом на Дворцовую набережную.

– Панове, кобета в черном…

– Чародейство, спаси нас Матерь Божья!..

– Она чекала, пока хлопцы не окружили…

– А потом как рванет…

– Двенаштя чловек разом… Ниц не осталось!..

Коваль уже не слушал, он бежал со всех ног, едва не обгоняя скачущего тигра. Чингисы с ружьями вырвались вперед, расталкивая всклокоченных со сна министров. С каждой секундой в коридорах прибывало народу. Очумевшие люди метались, запутываясь в неосвещенных переходах, создавали давку на лестницах. Никто не понимал, что происходит, но каждый стремился к выходу. Немедленно распространился слух, что весь Зимний заминирован и сейчас взлетит на воздух. Истошно голосили женщины, плакали дети. Караульные не получили приказа открыть ворота, и в холлах образовались заторы. В какой-то момент давление толпы достигло предела, гражданские снесли ночную баррикаду на северном выходе и вырвались на набережную. Полицейские в броневике на мосту наблюдали, как десятки полураздетых начальников с женами и детьми бегут по снегу прочь от собственной резиденции и скапливаются возле костров. Снег шел всё сильнее, с залива задувал ветер, а многие обитатели Эрмитажа выскочили в декабрьскую ночь босиком…

Артур издалека увидел, что произошло в резиденции польского посла. Картина его потрясла. Пространство внутри трех парадных залов сжалось, точно в одно мгновение лишилось воздуха. Из голых стен сыпалась замазка, кое-где из косяков вывернуло кирпичи. Накладные панели, кафельная плитка, позолота, украшения - всё превратилось в пыль. От людей вообще ничего не осталось.