В последний момент перед открытием двери Евтушенко отпрыгнул в сторону и сделал вид, будто прогуливается по коридору. Наташа вышла из комнаты, удивленно покосилась в его сторону, и заперла замок.

— Тихон, ушел за вином и, чего-то, до сих пор не вернулся, — нарочито зевнув, сказал Сашка.

Наташа ничего не ответила и угрюмо прошла мимо.

«За ней», — решил Евтушенко.

Он следовал далеко позади, и только когда девушка скрывалась за поворотом, прибавлял шаг. Скоро они вышли на центральную улицу города — имени Ленина. Наташа, ни разу не оглянувшись, зашла в серое здание с табличкой: «Почта-телеграф».

Сашка некоторое время бродил рядом, а потом вдруг испугался, что она может выйти через другой вход и исчезнуть. Он забежал внутрь и увидел Наташу, сидящую на стуле рядом с телефонными кабинами.

— Привет, — равнодушно приветсвовал он, когда их глаза встретились, — Ты тоже здесь?

— Да. Надо маме позвонить, сказать, что все в порядке. Экзамены сдала.

«Ничего себе! Укокошила девушку — и все в порядке! Это что, пароль?» — подумал Сашка, и неожиданно ощутил неприятную щемящую боль в груди. Елки-палки! Они с Тихоном совсем забыли о родителях. Позвонили один раз, когда приехали и устроились, и с тех пор — все! Родители же с ума сходят! Конечно, оправдывал он себя, тут такие обстоятельства: экзамены, убийства, расследование, а вот теперь и слежка — любой забудет обо всем постороннем.

О постороннем? Он мимоходом мысленно причислил родителей к посторонним? Кто он — черствый и бездушный, или просто повзрослел и стал самостоятельным?

Как же быстро человек отрывается от родителей и уходит одинокой лодкой в безбрежное житейское море. Кого-то качает и мотает по волнам во все стороны, а кто-то собрался с силами и целенаправленно плывет в выбранном направлении.

Сашка подошел к оператору и заказал переговоры.

Наташу соединили первой. Она что-то живо с веселым видом рассказывала за стеклом кабины, а когда вышла, вновь погрустнела и пообещала, что подождет его.

Когда на переговоры позвали Сашку, он долго выслушивал отчитывающий голос матери. Ну, как же так можно, она переживает, спать спокойно не может, у нее опять поднялось давление, и так далее и тому подобное. Сашка слушал и понимал, что в сокрытии и нераспространении всякой информации есть и положительные моменты. В их городе, пока ничего не знают, о здешних убийствах. А если бы вдруг узнали, то у врачей, возможно, прибавилось бы работы.

Когда мать выговорилась и, наконец, спросила: «Ну, как ты там?», Сашка с радостным и веселым видом, таким же, как только что на лице у Наташи, рассказал, что все идет отлично, что лучше и быть не может. Повесив трубку и расплатившись за лишние минуты, Саша с Наташей, не спеша, направились в общежитие. Евтушенко удовлетворенно думал, что не зря увязался следить за Натальей. Родители теперь спокойны.

Вернулись они в общежитие, когда на город опустились густые сумерки. Ни Тихона, ни Бориса в комнате не было.

После разговора с мамой Сашке по-доброму вспомнилась домашняя привычная обстановка. Он придирчиво оглядел комнату: грязный пол, пыль на столе и на подоконнике, неубранные кровати, разбросанная одежда и обувь, рассыпанные по столу и тумбочкам учебники и тетради. Разве можно так жить, ведь общага — теперь надолго станет их домом?

Сашка прибрал вещи, вытер пыль и подмел пол — комната стала выглядеть аккуратней, но чистоты не прибавилось. Тогда он отыскал в туалете тряпку с ведром, снял рубашку, чтобы не мешала, и вымыл пол, дважды сменив грязную воду. Всю обувь он снес в маленькую прихожую. Будем как дома переодевать обувь у входа, решил он. Разошедшись, Сашка отдраил раковину и отмыл зеркало. Теперь пол на удивление блестел чистотой, а в комнате, как будто стало свежее.

Заколов примостился на лестничной клетке этажом выше той квартиры, куда зашел Махоров. Из-за двери внизу смутно доносилось несколько голосов. Значит Лиза там не одна, и с ней ничего плохого в данный момент произойти не может.

Тихон мучился досадной мыслью: как же он не разглядел Бориса раньше, почему даже тень подозрения не шевельнулась в нем, и только когда Борис неосторожно проговорился, снизошло прозрение. Теперь ему все было ясно! Даже мотив убийств был понятен и очевиден.

Внизу сильно хлопнула дверь, Тихон услышал торопливые шаги и громкий голос Лизы:

— Ну, их всех! Сваливаем! Дядька на мать так орет! Вернулся из отпуска и обнаружил, что она пользовалась его машиной.

— Хорошо, что он еще не узнал, что я на ней тоже покатался, — послышался радостный голос Бориса.

Внизу гукнула дверь подъезда. Тихон проследил в окно, в какую сторону они направились. Он озадаченно топтался на месте. Все сходится: Борис умеет водить машину, и мог ей воспользоваться, чтобы перевезти труп к реке. Надо обязательно предупредить маму Лизы о том, как опасен и агрессивен Борис.

Тихон спустился и позвонил в дверь нужной квартиры. Открыла Валентина Герасимовна.

— Будьте осторожны с Борисом, он может напасть на вашу дочь. Предупредите ее! — быстро затараторил Тихон.

У Валентины Герасимовны брови поползли на лоб. Было видно, что она не на шутку перепугалась.

— Что ты имеешь в виду?

— Он — убийца! — зашипел Тихон. — Это он убил тех девушек.

Глаза Валентины Герасимовны перестали превращаться в теннисные шарики и плавно приняли прежнюю миндалевидную форму. Видимо, шоковое удивление уже достигло своего максимума и пошло на спад. Она тревожно поглядела Тихону за спину, и тоже перейдя на шепот, поинтересовалась:

— Ты, почему так думаешь?

— Я уже не думаю, я — знаю! — твердо сказал Тихон и побежал вниз по ступенькам, боясь упустить Бориса. — Мне сейчас некогда. Предупредите Лизу! — напомнил он еще раз.

По звуку работающего магнитофона Заколов легко нашел Бориса и Лизу. Они примостились в большой беседке ближайшего детского сада. Беседка имела одну сплошную стену, а с трех других сторон была открыта и хорошо просматривалась. Но и сидящий в ней Борис мог хорошо видеть все вокруг. Густых кустов, за которыми можно было бы спрятаться, рядом не наблюдалось.

Тихон решил притаиться прямо за стеной беседки. Отсюда хоть и не было ничего видно, зато все хорошо слышно.

— Лизонька, Лизонька, ты такая миленькая, — сладко пел Борис в перерывах между чмоканьем губ и сопением носов. — Ты такая лапонька.

— Ну-у! Ты куда, куда? Боря, ну не суй руки, — вяло отбивалась Лиза.

— Лизка, да я… я готов тебя задушить, — (Тихон напрягся, намеренный выбежать из укрытия) — в своих объятиях, — патетически завершил фразу Борис.

Опять послышалось интенсивное сопение, чмоканье влажных губ и шорох одежды.

— Нет, нет, не лезь, — отбивалась Лиза.

Так продолжалось достаточно долго. Кассета на магнитофоне закончилась, переворачивать ее не спешили. Тихону уже изрядно надоело сидеть в напряженном ожидании, стараясь не издавать лишнего шума. Борису тоже, видимо, утомился прорывать стойкую оборону девушки.