оружие в руках, готов ко всему. На нас вскинулся, едва мы оказались в зоне видимости. Хорошая у ребят подготовка, лейтеха их мне рассказывал, что давно воюют, но по ним и так видно.

– Ты что-то тащишь? – спросил лейтеха, когда мы сели отдохнуть рядом с посапывающим Малышом.

– Есть такое, – кивнул я, – надо спешить.

– Малыш, подъем! – в форме приказа рявкнул лейтенант, и здоровяк мгновенно открыл глаза. Еще через несколько секунд, в его руках был готовый к делу «дегтярь».

– О, братишка, живой?! – Малыш чуть не кинулся ко мне.

Да, видать, и правда сильно любил своего братца, теперь на меня свою любовь перенес. Но я не против, это ж не та любовь, что будет продвигаться Западом в двадцать первом веке. Боец явно переживает за меня, видя, на что я иду и что делаю. Какой бы ты ни был крутой вояка, но идти к врагу, да не просто в тыл, а намеренно выдавая себя за своего… Нужно быть очень уверенным в своих силах, нервах и знаниях. На меня играет именно подготовка. Не знания мои из будущего, они тут мало помогают, а именно подготовка в немецкой школе. Если бы меня год там не учили, вряд ли такое было бы возможно. Все нелегалы, кто живет и работает непосредственно у врага, прошли очень серьезную подготовку, ибо даже очень хороший разведчик ничего не сможет сделать, не имея опыта общения с врагом. Постоянно наблюдая за немцами, за их повадками, речью, манерой есть и даже просто ходить по улице, ты невольно накапливаешь опыт и знания, копируешь их, а впоследствии применяешь даже не задумываясь.

– Малыш, замыкаешь, пойдем прямо сейчас, времени нет, – приказал лейтенант.

– Постойте, товарищ лейтенант, переговорить все же успеем. Дело в том, не знаю, могу ли вам говорить, а, ладно, если что, на меня свалите, я несу – дезу. Да-да, вы правильно поняли, мы им, а они нам. Только вот они не знают о том, что я служу Советскому Союзу, а еще, что ЗНАЮ про «липу». Меня отправили на убой, можно сказать. Они рассчитывали, что меня схватят и при мне будет этот пакет, – я показал, – но не учли главного.

– Ты прочитал документы?

– Ага, приписку для своих я прочитал, которую мне не давали. Вот она, – с этими словами я вытащил из трусов лист бумаги, закрашенный угольком.

– А что это за обгорелый лист? – удивился лейтенант.

– Так прочитайте, не видите, что ли, там текст.

– Я немного говорю, но читать на их поганом языке не умею, – развел руками, словно стесняясь, разведчик.

– А, ладно, просто тут как раз и написано, что документы – деза.

– Так, может, они специально тебе ее подсунули, такое разве невозможно?

– Не в этот раз, я случайно стал обладателем этой записки, просто повезло. Слушайте, товарищи разведчики, а что там с планом командования? Ну, с той дезой о наступлении?

– Да, – махнул рукой лейтенант, – не вышло, что хотели.

– Я ж их предупреждал, – покачал я головой, – много бойцов положили?

– Нет, с этим как раз все хорошо. Бойцы, конечно, полегли, но мы здорово дали немцам в этом районе и смогли подкинуть помощь в элеватор. Там теперь рота целая, патронов им подкинули нормально, гранат, будут держаться парни, они тоже тут нужны.

– Я понимаю, – кивнул я. Конечно, понимаю, они задерживают и раздербанивают потихоньку семьдесят первую дивизию, к которой я и приписан, не дают идти дальше. Пройди они тут, как планировали, центр бы уже был весь под врагом. Да уж, действительно борьба за каждый дом, за каждый метр земли. И ведь не скажешь, что где-то важно, а где-то неважно, все эти конвульсии Красной армии оправданны. Да что говорить, такие действия на любой войне оправданны, правда жизни. Победу всегда щедро оплачивают, и плата за нее многие и многие жизни простых людей.

– Вряд ли, – буркнул лейтенант, – вряд ли понимаешь. Под это дело пошла атака в центре, и вот там да, захлебнулись кровью.

– Плохо, не знаете, кто там наступал, сорок второй полк?

– Да, они в основном, но и другие части были, тут много остатков по нескольку человек. Ребята пытались пробиться к вокзалу, там, где-то еще первый батальон их полка держится. Тяжело там. Да эти еще, корректировщики, мать их за ногу!

– Какие именно? – спросил я, и не просто так.

– Сидят в высотках, ближе к берегу которые. Хрен их выбьешь оттуда.

– Можно попробовать, но будет трудно, – озвучил я то, о чем давно думал.

С наступлением темноты мы пробрались к нашим. Я передал сведения, отдал записку, восстановленную мной угольком, и стал ждать, чего придумают командиры. Сидя в штабе, треская тушенку из банки, я наблюдал за работой военных, а также слушал. Жесть. То, что творится здесь, жесть, и ведь не скажешь никому, что держаться придется еще три месяца! Да, в наступление перейдут раньше, чуть больше месяца осталось, но парням, кто здесь и сейчас воюет, от этого легче не станет. Немцы будут очень долго упираться. Будучи уже в кольце, замерзшие, имея огромные проблемы с оружием и боеприпасами, голодные от нехватки продовольствия, они упорно будут сопротивляться, пока Паулюс не сдастся. Да и после его сдачи еще будут рыпаться, некоторые генералы не подчинятся приказу, будут умирать и умирать, ведя на убой голодных и еле живых солдат. Я их не жалею, солдат этих, но к тем окруженным у меня нет особой злости. Это сейчас они через одного наглые, злые, презирающие русских, а в январе-феврале, когда будут в кольце, они перестанут быть на себя похожими. К голоду здесь присоединится очень сильный холод. Сколько замерзнет, скольким солдатам отпилят конечности, отмороженные до черноты, ужас.

Мы оказались на КП полка, находящемся буквально под зданием бывшего банка. В штольнях на берегу укрываются и солдаты, и не эвакуированные беженцы, и вообще, кого здесь только нет. Обстрелы периодически накрывают эти укрепления, но наши стараются не высовываться лишний раз. И все из-за тех частей, что укрепились в домах на берегу.

– Родимцев приказывает атаковать высотки, – вдруг услышал я и вынырнул из раздумий. – На него командарм давит. Нужна безопасная переправа, а эти нам жизни не дают. Что будем делать, товарищи командиры? Абсолютно всем ясно, что своими силами нам не справиться. Укрепления на подходах не дадут быстро оказаться под стенами. Нужен тоннель, саперы нужны. Я буду просить помощи соседей, без них…

– Товарищ командир? – подал я голос. Все окружающие посмотрели на меня так, как будто увидели в первый раз. Рулил тут майор, но