Была в философском трактате Кида Ивановича, к примеру, «котовья теория». Мол, коты – это типа ангелы. Иногда типа бесы, которые есть падшие ангелы, ангелы навыворот. Может, у них немного интеллекта, но с эмоциями – все в порядке. Совсем как у ангелов, как вам скажет любой эзотерик. Настоящих ангелов немного, а котов много и их хватает на всех, ведь в материальном мире главное – количество, а на небе – качество. Или вот раздел о либералах и консерваторах. Либералы размораживают то, что консерваторы замораживают. Если сравнить это с действием холодильника, то замораживание всегда требует больше энергии, чем размораживание. Значит, либералы будут, как правило, побеждать, потому что им требуется меньше расходов на энергию. Но в размороженном холодильнике поселяются бактерии и плесень и быстро портят еду, значит, если либералы победят окончательно, то ничего, кроме гнили, не останется. Ударился Кид Иванович и в поэзию, вечную спутницу праздности и безделия:

И вот Кид Иванович получил извещение, что истинно европейские родичи бабы Лизы собираются отнять у него и последний оставшийся этаж – конечно же, по суду. У кого больше бабла на адвокатов, у того и больше прав человека. Так что один весьма упитанный червячок останется под палящими лучами солнца без камушка. И возвращаться некуда – даже на рыболовецком флоте его бы теперь признали не за человека, а за моржа.

Когда Кид Иванович совсем отчаялся, ему позвонила Беатрис. Нет, вовсе не собирается фирма «Гран Аффэр» предлагать Киду Ивановичу юридическую помощь. Она помогает только богатеньким, а его даже от канализации отключили за неуплату; приходится ходить под «грибочек» на ближайшем пляже, когда курортники расходятся по барам и гей-клубам. Сама Беатрис быстрым захлебывающимся голосом взывает к помощи; дескать, ее преследует и вот-вот настигнет «русская мафия». Девушка-юристка неудачно защитила интересы некоего деда Хаттаба (ага, мафия очень «русская»), отчего у него отняли выстроенный им шикарный бордель с садомазохистской специализацией, в который люди специально приезжали аж из Нигерии. Мафиози взъелись на конкретную Беатрис вместо абстрактной фирмы, наезжают по полной программе. Обещают, по своему обыкновению, изнасиловать ее всей бандой в пятьсот человек, причем извращенным образом, «как овцу», затем зарезать опять-таки, «как овцу». А полиция ей не верит, и начальству нет до нее дела. Не может ли он спрятать ее у себя?

Ну а какое дело забытому всеми толстяку и до мафиози-скотоложцев, и до этой, мягко выражаясь, куртизанки? Не была она верна ему и пяти минут, потому и грозит ей извращенным групповым сексом какая-то мафия. Банальные воспоминания о ее «больших голубых глазах» опустим, уж Пятницкий-то знает, что прыгающие в них циферки оценивают клиента с точки зрения его платежеспособности. (Может, там у нее линзопроекторы, которые выдают актуальную информацию в «дополненной реальности» о состоянии счета у подопечного?) Но все же соскучился Кид Иванович по чему-то, отличающемуся от ночных горшков и склянок с лекарствами, от мутных баночек с настоем целебных трав и кастрюлек со вчерашней кашей, ныне напоминающей засохшую грязь. Ведь если тебе плохо, помоги тому, кому хуже – и сразу станет хорошо.

Где-то около одиннадцати в дверь позвонили и разбудили его.

Кид Иванович Пятницкий окончательно просыпается и первое, что видит наяву – как бы пригорок. А на самом деле, свой живот, главный «производственный модуль». Из-за него встает немного выцветшее по-зимнему солнце, проникая через помутневшие стекла и занавески, испачканные жирными пальцами. Живот прикрыт одеялом с пятнами от еды, на котором сейчас расселись корявые солнечные зайчики – и со стороны напоминает клумбу. Рядом обшарпанная табуретка с лекарствами, под ней таит свои секреты ночной горшок с цветочком на эмалированном боку. Зато нет никаких незваных гостей, все эти ужасы растаяли вместе со сном.

На полысевший коврик, подрагивая рыхловатой плотью и стараясь не задеть горшок, становится одна нога – живая тумбочка, потом другая. Разбухшая ступня прекрасно чувствует крошки от бесчисленных пицц и бигмаков, поглощенных на этом самом месте, а нога, напоминающая по виду и цвету пудинг – утренний холодок, проникающий через рассохшиеся рамы. Хотелось обратно под одеяло, хотелось досмотреть «фильм» про то, как он на мостике корабля, но Беатрис сказала, что придет в одиннадцать.

И Кид Иванович прошаркал в шлепках на босу ногу по длинному коридору в прихожую. Снял с гвоздя и накинул на себя пальто, выполняющее также роль халата. Глянул в пыльное зеркало – где тот квадратный подбородок и граненый нос, который должен быть у каждого приличного мужчины западной цивилизации? В этой квартире, увы, нигде. Он специально подошел поближе к зеркалу, чтобы не видеть живота, но вид собственных заплывших глаз тоже не порадовал его. Кид Иванович открыл дверь, с надеждой, но как-то машинально, даже не глянув в дверной «глазок». Увы, эта была великая ошибка.

В дверном проеме вместо длинноногой красотки встал некто, являющий собой полную противоположность мадемуазель Леблан. Квадратный, по ширине полностью совпадающий с проемом, так что и никаких зазоров не осталось, с набрякшей будкой, изображающей лицо. И за ним еще один нарисовался – верзила, стройный как сопля, похожий на восклицательный знак и как будто с отпечатком молотка на узком лбу. Таких бы век не видеть.