Люди снова высыпали на улицы. Никогда прежде города Латинской Америки не видели ничего подобного, ни во время революций, ни во время чемпионатов мира по футболу, ни во время карнавалов, ни даже тогда, когда пришло известие о самом ограблении.

Оскорбление и святотатство были подняты на новую ступень. Терпеть это и дальше было уже невозможно.

* * *

С момента похищения священного образа прошел уже почти целый месяц, и интенсивность реакции начинала потихоньку спадать, хотя в сердцах людей продолжала тлеть негодующая ярость. Нужно ли говорить, что участники вооруженных столкновений вдоль северной границы, осенявшие себя крестным знамением, беря в прицел другое существо, сотворенное по образу и подобию Бога, могли давать выход своему гневу более непосредственным способом, приносящим удовлетворение. Они сражались не ради себя и не ради Мексики. О нет, они делали это ради Богородицы.

И снова люди двинулись в крестовый поход во имя тех же целей. Защита священных мест, связанных с событиями в жизни Господа нашего. Поиски истинного креста и гвоздей, которыми было прибито его священное тело. Были ли эти дела менее благородными, чем борьба с оружием в руках за возвращение священного образа Мадонны Гваделупской?

Хотя, разумеется, в этот вооруженный конфликт были вовлечены и наемники с искателями приключений, подавляющее большинство с обеих сторон составляли истинно верующие. Но разве может стремление к надежным границам сравниться с любовью к Богоматери?

Даже в тех районах, где было пролито больше всего крови, вооруженные стычки стали значительно более редкими; противники перешли от наступательных действий к оборонительным. Можно было даже предположить, что наступило длительное перемирие. Но, возможно, именно такими и должны быть надежно перекрытые границы. Мир определяется как установление порядка и спокойствия. Для тех, кто воюет, мир — это когда в тебя не стреляют.

На дипломатическом фронте продолжалась кипучая деятельность. От американского правительства требовали вернуть то, чего у него не было. Латиноамериканские государства призывали хорошенько наподдать янки. Маргинальные политики громогласно выкрикивали оскорбления. И тем не менее нужно было признать, что через четыре недели после кощунственного преступления в храме в Мехико первоначальный накал начал затихать.

Но вот теперь была совершена грубая попытка обмана!

Возвращение образа планировалось осуществить в обстановке строжайшей тайны. Разумеется, монахам было об этом известно. Однако, учитывая деликатность операции, все публичные заявления должны были быть сделаны уже после всего. Такими условиями дон Ибанес обговорил возвращение чудодейственного образа Мадонны Гваделупской. Но что такое секрет — просто некая вещь, о которой тебе сообщили и попросили больше никому не говорить. Тайна просочилась. Сначала просто слухи, затем усиленные слухи. Паломники, в оцепенении слонявшиеся по площади и внутри храма, ощущали потерю особенно остро. Где та Богородица, поклониться которой они прибыли сюда, нередко издалека? Все надеялись на самый благоприятный сценарий. Скоро все снова станет как было прежде. Разве возвращение ее образа — слишком большое чудо, которое нельзя ждать от Богородицы?

Настоятель известил епископа. Это казалось само собой разумеющейся вежливостью. С самого момента ограбления поведение епископа служило образцом для подражания остальным. Похищение явилось оскорблением, преступлением, кощунством. Вне всякого сомнения. Но как получилось так, что оно смогло произойти? Пусть другие, крепкие задним умом, говорят о недостаточных мерах безопасности в храме. Пусть кто-то даже ворчит на монахов, заботящихся о святыне. Епископ вышел на площадь в парадном облачении, развел руки, поднял к небу заплаканное лицо и взял всю вину на себя.

Это я согрешил.

Это я воспринимал как должное присутствие твоего священного образа, как будто он нам принадлежал.

Эта страшная традегия была послана как знамение и предупреждение. Отсутствие образа Богородицы привлекало внимание к отсутствию ее самой в сердцах.

Это публичное покаяние епископа в большей степени, чем что бы то ни было, утихомирило страсти в городе, во всей стране и за ее пределами. Оно воззвало напрямую к духу смирения, скрытому в каждом сердце, качающем кровь хотя бы с малейшей примесью индейской.

Последовали великие подвиги аскетизма. Многие постились. Некоторые ползли на коленях через площадь к храму. Два человека тащили огромный крест на протяжении двухсот миль. Поочередно сгибаясь под тяжкой ношей, они бросили жребий, определяя, кому суждено быть распятым в храме. Лишь своевременное вмешательство сил безопасности, после трагедии находившихся в состоянии повышенной готовности, предотвратило осуществление этого уговора.

Однако это событие пленило умы и воображение миллионов. Епископ навестил обоих, одного в тюрьме, другого в больнице, где тот поправлялся после большой потери крови. Один гвоздь задел артерию. Когда епископ благословил раненого, тот благословил его в ответ. Своей здоровой рукой. В прессе его окрестили «добрым грабителем».[70]

* * *

И вот, когда молитвы и акты покаяния наконец получили ответ, когда процессия со святым образом, все еще упакованным в белый пенопласт, медленно вошла в храм, увлекая за собой толпы верующих, казалось, к небу вознеслось дружное многоголосое «аллилуйя».

Она вернулась! Она снова с нами!

Бусы четок быстро заскользили через согнутые указательные пальцы, отсчитываемые большими пальцами. Santa Maria, Madre de Dios, ruega рог nosostros pecadores.

Ожидание, нарастающая радость, выражение полной и окончательной благодарности за это великое событие уже готовы были вырваться на свободу — и вдруг фьють. Первой реакцией стало опустошение. Огромная толпа, собравшаяся на площади, словно обмякла, как обмяк, падая на пол, переполненный горем епископ.

А затем последовала ярость.

Бешеный гнев.

Вскоре начнется неудержимый вооруженный натиск на север, через Сонору и дальше через границу, нацеленный на Финикс. Через неделю улицы Финикса заполнятся толпами людей, неотличимых от тех, что заполняют улицы городов Центральной и Южной Америки. Сброд оборванцев заявит о том, что взял в свои руки один из крупнейших городов американского юго-запада — это будет означать захват главных административных зданий и телестанции.

Однако пока это еще было в будущем.

На следующий день в Вашингтоне было взорвано самодельное устройство, причинившее ущерб так называемому национальному собору. Лишь два сенатора выразили сожаление в связи с этим событием. Тот, кто решил, что это неуклюжее подражание английским соборам олицетворяет религиозные верования американцев, сильно ошибся. Даже СЗГС не отнесся всерьез к утверждению о том, что этот собор можно сравнить, скажем, с собором Парижской Богоматери, где по главным государственным праздникам молится даже самый распутный президент, стоя на коленях на подушечке на виду у всех своих любовниц.