— Так ты женился?

— Да. Уйгурку взял. Сперва мне военкомат отсрочку давал. А как женился, они мне через полгода повестку. Как раз в апреле, двадцать третьего числа.

— Хорошую ты себе постель соорудил.

— Да…

— Па-а-дъем! Па-а-дъем! — глухо донеслось из темноты.

«Командарму 3-й армии:

1. Донесите положение на фронте: где находятся части по дивизиям и что делают?

2. Сколько и какого противника против них находится? Где механизированный корпус и какие результаты контрудара совместно с авиацией?

3. Против танков используйте противотанковые артбригады.

4. Не имею связи с 10-й армией. Свяжитесь с ней через командира и сообщите положение на ее фронте. От этого зависит использование Хацкилевича.

5. Как обеспеченность боеприпасами и горючим? Посылаю выписку из приказа № 2 наркома обороны.

Климовских»

«Связь установить не удалось. Противник последним донесением был на земле перед УРом. Барановичи наши. Бобруйск, Чуховичи до вечера были наши. От тов. Кулика и Болдина донесений не имели».

«В чьих руках Минск? В чьих руках Бобруйск?»

«Отряд противника достиг местечка Вьюн, западнее Быхова. К 19.00 контратакой наших передовых отрядов противник отброшен за реку Друть».

* * *

Танковые клинья немцев разрубили Западный фронт на несколько частей и начали забираться в тылы, окружать, обрекая русские армии на поражение.

Перед войной артиллерийские склады округа ломились от боеприпасов. Но в первые же часы вторжения войска оказались без патронов и снарядов. Горючего в прифронтовой полосе накопили на месяц боевых действий. К началу второго дня танки начали останавливаться из-за нехватки топлива: хранилища и железнодорожные цистерны немцы взорвали, разбомбили, сожгли.

Все в мире решает соотношение сил. Главная катастрофа разразилась на Западном фронте потому, что Германия бросила сюда — в кратчайшее направление на Москву — главные силы. Но, конечно, неразберихи и неготовности фронта было более чем достаточно.

Внезапности не было для генералов. Внезапность была для бойцов, когда их, сонных, выгоняли из казарм и ставили под ружье.

На киевском направлении оказалось меньше германских сил, но и там шли тяжелые бои. Однако командир корпуса Рокоссовский успел развернуть войска. У него бойцы не спали во время вторжения. Наступавшие вражеские части Рокоссовский опрокинул встречным контрударом и погнал их обратно. Даже просил разрешения идти на Варшаву. Но командование, сообразуясь с общей обстановкой, не позволило.

На Западном фронте такого генерала не нашлось. Только ли Павлова в том вина? Выстоял бы в налетевшем огненном вихре другой полководец? На это никто не даст ответа. Хотя пример Рокоссовского показывает многое. И, уж конечно, на том гигантском разломе осталось незамеченным сопротивление десятков, сотен, тысяч плохо вооруженных бойцов. Что значили в общем разгромном итоге их отчаяние, героизм, их безвестная гибель? Страшна и неблагодарна судьба тех, самых первых.

Ни в одну сводку не попали бойцы пограничной заставы, задержавшие на целый час переправу немцев через Буг. Ни одним благодарственным словом не были упомянуты зенитчики танкового батальона, которые не успели разгрузиться и вели огонь по наступающим танкам противника прямо с железнодорожных платформ.

Каждый был открыт орудийному выстрелу. Многих заколодило. Но возле десятка человек, сохранивших присутствие духа, начали группироваться люди, потерявшие память от страха. И память возвращалась к ним, чтобы в грохоте боя слышать и выполнять приказы.

От вражеских снарядов взрывались платформы. Но и танки горели. Всюду была смерть, но это была достойная смерть, без жуткой паники, когда каждый умирал прежде, чем терялся человеческий облик от ужаса и обреченности.

Бой продолжался до последнего человека. Когда железнодорожная насыпь вверху и по откосам усеялась дымящимися колесами, досками и телами убитых, некому было сопротивляться.

Но и танки в тот день дальше не прошли. А значит, спаслось множество людей, никогда не узнавших об этом. Враг задержался на несколько часов, минут и секунд. Потом из этих секундочек стали складываться дни и месяцы.

Немецкий солдат не испытывал и сотой доли того отчаяния, которое выпало на долю русскому. Враг был лучше вооружен, подготовлен, руководим знающими генералами.

В Красной Армии тоже было немало способных военачальников, но они с приходом войны только начали занимать решающие позиции и посты, а значит, влиять на события. В мирное время больше преуспевали такие приспособленцы, как всенародно любимый Ворошилов и неизвестный широкой публике, но ухвативший маршальские звезды Кулик.

Сама система сложившихся отношений выталкивала их на поверхность. А может быть, извечный склад характера? Во всяком случае, подстраиваясь, Павлов старался слушать верховных приспособленцев. А где выход? Да, прояви он строптивость, начни выкатывать орудия на прямую наводку, как немцы, не сносить бы ему головы. Не только с командующих сняли бы, но и сослали в Тьмутаракань. Послушание очень ценилось и помогало Павлову в мирное время. Оно же — с началом вторжения — стало причиной его трагической гибели.

Отто Лемминг, потомок знатного рода, тоже считал себя способным военачальником и никогда не думал, что война начнется для него с такого конфуза. Вначале складывалось хорошо. Он переправился со своим батальоном правее Бреста, который огрызался огнем. Обойдя задымленную крепость, они двигались дальше в течение дня, почти беспрепятственно. Жилые поселки и деревни вспыхивали по мере их продвижения. Женщины с детишками плакали и дрожали, как во Франции. Но с наступлением ночи начинались непонятные атаки мелких разрозненных групп противника. Их отгоняли без труда. Но когда появились убитые и раненые, чувство превосходства уступило место злобе и недовольству. Поэтому пленных старались не брать. Лемминг рассчитывал в скором времени получить повышение и новую должность. По его мнению, вся летняя кампания могла продлиться не больше месяца, хотя непредвиденные задержки настораживали. Во Франции он не встречал таких оскаленных лошадиных морд, которые вынеслись на них из-за леса, не замечал у всадников волчьих беспощадных глаз.

Они, немцы, до этого воевали во Франции спокойно и деловито. Массовые убийства не требовали предельного напряжения сил, как тут. Никто не старался рисковать. А этот чубатый всадник, который мчался на него, готов был убивать, не жалея своей жизни. Автоматная очередь его не остановила.

На полном скаку он дотянулся саблей до мышиного мундира и пошел дальше рубить, стараясь уничтожить как можно больше стреляющих и бегущих солдат.

Жирные лошадиные ляжки ускакали дальше, а Отто Лемминг все еще боялся оторвать голову от земли, глядел в небо одним глазом. Удар саблей по каске оглушил его, голова раскалывалась, и он уже не так сильно хотел повышения. Его заслуги не было в том, что полегший под ударами конницы батальон вызвал тревогу у высокого начальства. Генерал Клюге, видевший этот позорный разгром, плохо отозвался о потомке знатного рода и вызвал авиацию.