От стыда и возбуждения мне стало тесно в собственном теле…

А на сцене продолжалась дьявольская вакханалия. Крепкие кожаные ремни с металлическими кольцами, что перетягивали женские лодыжки, запястья, шею и грудь, не только ограничивали движения жертв, но и отдавали несчастных в полную власть жестокому кучеру, управляющему ими. Попеременно, хлеща бедняг огромным кнутом, мучитель яростно натягивал вожжи, отчего железные уздечки впивались в их рты с такой силой, что они то и дело со стоном запрокидывали головы. Затем возница соскочил с кровати и, сменив кнут на палку, принялся остервенело колотить ею по голым ступням своих жертв. Мне показалось, что две женщины вот-вот потеряют сознание. Но кучер не унимался. Вытащив член, он жадно набросился на свои жертвы. Через какое-то время одна из «кобылиц» совершенно обмякла, опустив голову на подиум.

Ее немедленно вынесли из зала…

– За этой чертой начинается наслаждение, превращающее человека в животное, – услышав спокойный голоса Эрика, у себя за спиной, я вздрогнула.

Подтверждением его слов стали женские лица, обернувшиеся в звериный оскал с неопределенной гримасой то ли отвращения, то ли сладострастной мольбы. Их безвольные тела, скрюченные пальцы, закатившиеся зрачки, рты, истекающие слюной, все больше напоминали о необратимой ошибке первородного греха. Когда же эти добровольные секс-рабыни начали скулить, как собаки, хныкать и хрипеть, а после бросились лизать мучителю руки, стало совсем жутко.

Я никогда не относилась к робкому десятку, не страдала ханжеством. В моих отношениях с мужчинами всегда витал дух раскрепощенного энтузиазма. Но конвульсивные судороги, унизительная, тотальная расслабленность мышц, экстатический распад личности были настолько омерзительно возбуждающими, что у меня вспотели ладони. Чувствуя, как мозг доходит до крайней точки стеснения, как задыхаюсь от брызжущего из меня адреналина, я даже помыслить не могла, что подниму когда-нибудь снова глаза.

– Зачем ты притащил меня сюда?! – предприняла я героическую попытку взять себя в руки.

– Чтобы ты увидела воочию то, о чем фантазируешь, – пожал плечами Эрик. – Однажды некоему человеку пришло в голову осуществить свою детскую мечту, другие этим теперь с удовольствием пользуются. Кстати, это еще не самое интересное место. Есть заведения – похлеще Содома и Гоморры. Так что твоя идея насчет больницы – не так уж абсурдна, – с тенью легкой иронии добавил он.

Тем временем в карету взошла королева со своей свитой. На сцене начался апогей оргии. Туго перевязанные бандажи, устрашающих размеров дилдо, намордники, плети. Демоническое действо с криками, похотливыми стонами и шлепками тел друг о друга сопровождалось музыкой Вагнера.

– Что скажешь? – кивнул Эрик в сторону сцены, равнодушно отправляя в рот черешню.

Я посрамлено молчала, понимая весь идиотизм ситуации, в которую сама вляпалась.

– Многие считают себя истинными ценителями красоты, не зная даже, что есть красота. Многие самоуверенно пологают, что они непревзойденные мастера секса, отправляясь в кровать с первым встречным, так ни разу и не познав своего партнера по-настоящему. Но все это детский лепет по сравнению с идеализацией человеческих девиаций, о темном мире которых большинство и понятия не имеет. Люди похотливо мечтают о сексуальном насилии, бравируют своей лояльностью к запредельным вещам. Вот они, смотри! Ведь этим ты хотела меня удивить?! Почему же теперь замерла, как вкопанная, с лицом униженной девственницы?! Не бойся! Здесь бьют только по желанию.

Эрик слегка улыбнулся, медленно заложив ногу на ногу. Его высокомерная непричастность, что еще час назад вызывала искренний интерес, вдруг стала пугающей. До меня, наконец, дошел смысл отстраненного отношения к окружающим. Он крылся в ужасающе безграничной искушенности. Кого я хотела удивить?! Мои щеки зарделись от стыда и возмущения.

Зияющей дырой в груди стало место, где еще час назад были готовы расцвести сады.

На мои плечи взгромоздилось нечто тяжелое и мохнатое, с острыми когтями и гнилым дыханием, – и придавило к земле. Стало совсем нестерпимо стоять, жить, двигаться вперед, такой заклейменной и меченной, притягивающей к себе одну грязь и потрясения!

– Ты хотел меня унизить, – прошептала, еле сдерживая слезы. – Что ж, у тебя получилось. С первого мига я чувствовала в тебе странную надменность. Поэтому мою защитную реакцию легко объяснить. Но сейчас вопрос в другом. – Я угрюмо огляделась. – Люди приходят сюда явно не с целью только поглазеть. А у тебя хватает сил лишь на болтовню?

– Я обязательно возьму тебя. Только это будет не здесь и не так. А теперь пойдем от сюда. Пойдем-пойдем! Тебе надо остыть!

Эрик взял меня за руку и потащил к выходу. Я вырвалась и шла чуть позади, буравя его спину злым взглядом.

Уже на улице, закурив сигарету, Эрик предложил:

– Спрашивай.

– Спрашивать нечего, все и так ясно. Вызови мне такси, очень хочу домой.

– «Неужели независимость мысли, хотя бы самая малая, так тяжела?» Это, между прочим, Федор Достоевский, – засмеялся он. – Господи, что же ты за дуреха! Начни, наконец, видеть глубже своих эмоций. Нет! Я не фанат БДСМ!

– Но, судя по всему, участие в таких мероприятиях принимал не раз, – смеяться мне вовсе не хотелось.

– Петлять не буду, было дело. И поэтому у меня нет никаких затаившихся болезненных иллюзий. Все свои тайные желания я уже удовлетворил, сейчас ищу совершенно иных отношений. Мне нравится наблюдать за твоим негодованием, но еще более сладко ощущать твою чувственную непосредственность. Когда же ты уже расслабишься и перестанешь со мной воевать? Пойдем, провожу тебя домой…

– Нет, – твердо отрезала в ответ, – сама доберусь.

Какое-то время мы молча ждали такси.

– Постарайся отнестись ко всему с юмором. Если мир воспринимать с улыбкой, он никогда не обманет,

– заметил Эрик напоследок.

«Иди к черту, придурок!»

– Поехали от сюда быстрее, – попросила я водителя, садясь в машину.

Даже не знаю, как мне удалось пережить путь домой, героически сдерживая шизоидные мотивы в голове. Помню только, что автомобиль ехал дьявольски медленно, а светофоры, словно сговорившись, включали красный свет на каждом перекрестке.

Переступив порог своей комнаты, я моментально разрыдалась от жгучей обиды.

«Разве я похожа на женщину, которую можно опустить вот так низко, до последней черты?! Негодяй! Подлец! Похабник!»

Обвинения одно за другим сыпались в сторону Эрика, скупиться в выражениях совершенно не хотелось. Да только легче от этого не становилось. Глупо пенять на кого-то из-за собственной незрячести. Разве не понимала я с самого начала, что моя буйноромантическая натура, так по рок-н-ролльному смотревшаяся рядом с бесшабашным Робом, выглядела чудаковато по сравнению с совершенной бесстрастностью этого человека? Конечно, понимала! Чего рыдать теперь?! Само собой, мне не впервой испытывать мучительное влечение, злиться, раздражаться, но затем все равно опускаться за желанным мужчиной в бездну отвращения и позора. Да только скакать мячом все выше и выше, сжимая ягодицы от напряжения, нестерпимо желая достать до чужой высоты, оказалось слишком унизительным, поэтому и задевало до самого нутра…